Весь мир Фрэнка Ли. Дэвид Юн
они хотят свести нас, как каких‐нибудь долбаных панд в зоопарке.
Я делаю вид, что поперхнулся от смеха. Это действительно смешно. Нет, и правда смешно, только если смешное может быть одновременно и раздражающим. Я знаю, нашим родителям всегда хотелось, чтобы мы с Джо влюбились друг в друга, но теперь, кажется, они решили серьезно заняться этим вопросом. Они действуют по какому‐то четкому плану. И я вдруг понимаю почему.
Потому что Брит пришла в Магазин. Потому что папа рассказал об этом маме, а мама рассказала родителям Джо. Это, так сказать, сводничество обходными, извилистыми, окольными тропами.
Если бы Брит могла предугадать, к какой драме приведет ее визит в Магазин! Если бы только знала, что сегодняшнее Сборище состоялось фактически из‐за нее!
– Опа! Тогда нам, наверное, остается только подняться на второй этаж и консумировать наш союз, – говорю я.
Джо бьет меня по голове.
– Блин, больно! – кричу я.
Но звук хороший. Сильный и звонкий, как от удара тремя напряженными пальцами по барабану бата.
– Пойдем в видеоигры поиграем. Ну или еще чем‐то таким займемся, – предлагает она, поднимаясь вверх по лестнице. – Твои родители тупые.
– Это твои родители тупые.
– Это просто офигенная аргументация в споре.
– Это твои родители тупые, – повторяю я.
Мы начинаем смеяться, потому что все это смешно, но быстро перестаем, потому что смешного все‐таки мало.
Поднимаясь за Джо по ступеням, я замечаю, что у нее на лодыжке набита маленькая татуировка.
Мы входим в комнату Джо. Я ожидал увидеть совсем не это. Вернее, я не знал, чего ждать, но однозначно не ожидал увидеть домашнюю техническую лабораторию. На стенах висят инструменты, мотки проводов, припоя и проволоки. Шесть больших мониторов стоят на столе, который сделан, кажется, из двери и обрезков каких‐то толстых труб. 3D-принтер что‐то печатает, мерно гудя. Повсюду ящики с деталями для роботов и какие‐то компьютерные платы.
Это даже не уровень упэшников. Это что‐то на порядок выше.
– Вот черт! – удивляюсь я.
– Ты же бывал у меня в комнате? – Джо копается в памяти. – Наверное, это было давно.
На фоне кучи техники выделяется плакат с любимой фразой американских феминисток: «Несмотря ни на что, она не сдавалась»[19]. Написано красиво, с росчерками и завитками. А еще ковер, ярко-оранжевый, с канареечным желтым и ярким салатовым, пушистый и чистый. В воздухе пахнет сандалом. На потолке, над кроватью, заваленной детскими плюшевыми игрушками, висит хрустальная люстра. На кровати лежит одинокий бюстгальтер, от которого я почему‐то не могу отвести взгляд.
Джо засовывает бюстгальтер под подушку. Я сажусь на ковер. Она с удивлением на меня смотрит:
– Фрэнк Ли, ты начал курить?
– Что?
Тут я замечаю, что она уставилась на свернутый в трубочку клочок бумаги, выпавший у меня из кармана. По длине и толщине он напоминает сигарету.
– Нет, – отвечаю я и разворачиваю листок. – Это мне один чувак дал, когда я был в Магазине.
Через мгновение
Nevertheless, she persisted.