Эрис. Пролог. Марат Байпаков
за спиной.
– Что с тобой? Эта тварь ранила тебя в спину? – Тревожный вопрос от чёрной маски разом обращает внимание на белую маску всех присутствующих.
– Нет-нет. За спиной дар бесценный от… – Белая маска замолкает – видимо, подбирая подходящее слово для лежащего в лужи крови, скорчившегося от боли хозяина поместья. – Участника бунта худых.
Мешки со звоном металла внутри сбрасываются небрежно наземь. Белая маска медленно вытягивает правую руку из-за спины, прикладывает сначала правую руку с непонятным предметом к груди, затем высоко поднимает над головой. При холодном свете луны непонятный предмет оказывается золотым венком. Тонкие листики, кажется, колышутся под ночным свежим ветерком с моря. В этот самый момент появляется маска радости и сикул. В руках маски радости вместительный сундук из дерева, обитого бронзой, сикул же возвращает домой грязный хозяйский инструмент.
– Такие венки выдавали героям битвы с Карфагеном при Гимере! Ты не мог сражаться при Гимере. – Белая маска выкрикивает слова торжественным тоном, громко, глядя в лик серебряной луны. Шумно, с печалью выдыхает и продолжает гневным тоном под спокойную песню трёх авлосов:
– И ты, кровожадный зверь, прихватил у убитых потомков героя награду? Разве ты заслужил воинских почестей великого города? Что же ты, тварь, содеял в жизни достойного золотого венка? – Белая маска, держа почтительно в обеих руках золотой венок города Сиракуз, походит к сикулу, вглядывается в его глаза, сильно стискивает добровольного помощника в объятиях. Непонятные объятия разжимаются. Белая маска похлопывает новоявленного приятеля по плечу.
– Хочу попросить тебя, друг сикул, о серьёзной помощи в наших ночных театральных постановках. Понимаю, тебе, мой сикул, будет очень… очень… мерзко! Ужасно мерзко. – Белая маска крепко сжимает друга за плечо, но смотрит на поверженную женщину. – Нам надо выпустить боль! Тебе тоже надо выпустить боль! – Сикул неожиданно резко отвечает на объятия странного страшного друга. Так же крепко сжимает обеими руками за шею мужчину в белой маске.
– Итак, мне было пять лет, а на моих глазах… – Белая маска замолкает, опускает голову, всматривается в золотой венок. – На моих детских глазах отец сражался за семью. Он пал смелым мужем, убив шестерых. Но вас, бунтовщиков, было так много! Итак, мне было пять детских лет, когда на моих взрослых глазах… мою мать трижды изнасиловали, пытали в жутких муках и убили! Убили любимую мать… со смехом!
Мой спаситель, мой раб чуть не каждое утро подолгу каялся мне в том, что не умер в тот злопамятный день, спасая мою семью. Он, душевный человек, обнимал меня и каялся… он, достойный, умер у меня на руках свободным. – Белая маска, мрачно проговорив, всматривается в лицо раба – из его глаз катятся слёзы сочувствия.
– Ты выполнишь мою просьбу, друг сикул? Пытать и убивать буду я…
Сикул снимает свои одежды,