Жить во имя любви, любить во имя жизни. Серия «ДЦП – не приговор!». Книга первая. Татьяна Гуляева
положить? Отдохнешь, наверно, устала сидеть?
– Я уже привыкла, так что не переживай.
– Ну, как хочешь, а я еще полчасика подремаю, не обидишься?
– С чего бы ради я обижалась, – печально улыбнулась Вика и снова погрузилась в воспоминания.
…Вот уже и Ванькина мать ее отчитывает, мол, он был пьяный, а она этим воспользовалась. Ну да, взяла и положила на себя, потом еще, наверное, помогла штаны снять. А она и сама не знала, что на такое способна! Спасибо, хоть просветили! После обвинений тети Розы Вика взглянула на Ваньку. Сейчас он ей напоминал побитого пса, который, поджав хвост, жалобно смотрел на своего хозяина, на мать. Он готов был на все, лишь бы снова не получить от нее по загривку. Ванька сразу дал понять, что ребенок ему не нужен, а Вика и подавно. Его мама не для того родила, чтобы за какой-то инвалидкой горшки таскать! Так что аборт и только аборт!
Вот так, ни за что ни про что, можно сказать, три родных человека вынесли смертный приговор ее еще не родившемуся ребенку! А главное, за что? Убийц и то милуют, а здесь?
Невыносимая боль рвала сердце на части. Если ее ребенок умрет, она умрет вместе с ним и пусть мамочка своих детей сама воспитывает.
Так решила Вика, завязывая на шее лосины, которые были уже привязаны к батарее. Они здесь никому не нужны!
Вика вытерла слезы и обвела взглядом комнату, мысленно прощаясь с жизнью. Но, по закону всемирной подлости лосины растянулись, и мать вернулась не в нужный момент.
«Вот так всегда: умереть и то спокойно не дадут!» – зарывшись с головой в подушку, глотая горькие слезы, думала Вика,
Потом все было как в бреду: она день и ночь плакала, ругалась с матерью, сестренки от нее не отходили. Мать с боем тащила ее за волосы в ванную, чтобы перед больницей помыть.
На следующий день приехала «Скорая», ее загрузили в машину и сделали какой-то укол, после которого Вике стало все по барабану. Потом была больница, страшное кресло, наркоз и холодные железяки. Все кружилось, двоилось и куда-то плыло.
Проснулась она на кушетке, уже выпотрошенной. Сейчас Вика ассоциировала себя со стручком фасоли. Почему именно фасоли? Просто в детстве они с бабушкой шелушили фасоль, вынимали из стручка зрелые фасолинки, а кожуру выбрасывали. Стручки хотя бы плод в себе вырастили, а она? Она своего малыша позволила убить! Мать же ей сказала, что она – ее опекун – одна вправе распоряжаться жизнью Вики. Что у нее «желтая карточка», и поэтому должна сидеть и молчать в тряпочку! Мать еще и шантажировала ее: дескать, не поедешь – напишу на твоего Иванушку заяву, и отправится он на малолетку! А там, ох, как не сладко, тем более за изнасилование. Хоть Ванька для нее тогда был самой последней сволочью, но ей не хотелось, чтобы его сделали девочкой…
Екатерина, которая уже приоткрыла глаза, снова вернула девушку в реальность. Вика вытерла слезы и натянула на лицо какое-то подобие улыбки, потому что в комнату вошла Анютка.
– Ма-а, я есть хочу,