Сокровища Посейдона. Владимир Буртовой
и не выдали полиции? Интересненькое дельце наклевывается… И во сколько он нас оценивает? Если сойдемся в приличной цене, можно и рискнуть раз в жизни, чтобы потом не терпеть эту ужасную нищету…»
– Хорошо бы, господин сенатор, чтобы повезло всем… Никто не остался бы в обиде, – согласился Клаус, плавно поворачивая штурвал, чтобы яхта не рыскала на волне. – Сами знаете, достаточно одного человека в команде, кого обойдет судьба, как тут же на небесах начинают сгущаться черные тучи…
Отто улыбнулся – он без труда прочитал скрытые мысли рулевого, не стал его разубеждать в том, что никого не обидит – если одно и то же твердить без конца, можно вызвать противоположный эффект.
«Время для окончательного разговора еще не наступило, – подумал Отто, перевел взгляд на горизонт впереди яхты, – мы еще не у цели, а потому покудова помолчим о всяких конкретностях…»
Карл с двумя кистями и двумя баночками краски задержался в коридорчике пассажирских кают в ожидании, когда команда уйдет с палубы в кубрик на отдых. Механик Степан Чагрин в одиночестве дольше всех стоял у гакаборта, курил, с непонятной отчаянностью делая глубокие затяжки, и смотрел на темное вечернее море, которое, куда ни кинь взглядом, дыбилось волнами. Даже вечные спутники мореплавателей – альбатросы здесь, в открытом море, куда-то пропали, не носились над парусами с пронзительными криками. «Можно подумать, их что-то отпугивает от нашей яхты, – с тоской подумал Степан, жалея, что без птиц море становится каким-то мертвым. – Сюда бы наших звонкоголосых перепелов да весенних жаворонков… Не-ет, это не наша земля, не наш мир и птицы здесь на наших ничем не похожи… Хоть бы на денек попасть в родные края, пройтись по памятным местам, торкнуться бы рукой в родную дверь… Жив ли кто еще за этой дверью, ждут ли?» – Степан бросил окурок по ветру, вздохнул, сожалея о несбыточных мечтах, и ушел вниз, в чужой кубрик, к чужим людям, каждый из которых живет, как морской краб, в своей собственной ракушке, никого в нее не пуская и сам не стремясь проникнуть в чужой дом и в чужие мысли… «Какие мы ни на есть необразованные и темные, но мы привыкли жить на виду у всего села, каждый знает о твоей радости и о твоей беде, а эти люди только и ждут несчастной для тебя минуты, чтобы выхватить у тебя из-под носа твой кусок…»
– Медведь сибирский, – проворчал Отто, как будто он и в самом деле когда-то видел таких вот сибирских медведей. – Слова из него не вытянешь! Все молчит, смотрит на небо, в башке черт его знает что копошится…
– Механик у нас и в самом деле с характером, – подхватил разговор Клаус и оскалил зубы в недоброй усмешке. – Один раз боцман хотел было по привычке обращаться с новичками, сунуть ему кулак под нос, да этот русский так ловко перехватил его руку, скрутил за спиной, что наш доблестный Майкл взвыл от боли. А Штефан только и сказал невозмутимым тоном: «Майкл, я давно вышел из возраста юнги! И успел вволю понюхать соленых линьков в гестаповских лагерях! Ты понял, с кем имеешь дело?»
– Неужто