Дар превосходства. Второй шанс. Юрий Кривенцев
mphasis>
В любви и радости зачат
(Где семя – там побег)
В жестоких муках был рожден…
Ты – человек.
Малыш, что в радугу влюблен,
Не знавший слова «грех».
Тень ангела в твоих глазах…
Ты – человек.
Юнец, что замер не дыша,
Увидев первый снег,
Наивный, чистый, озорной…
Ты – человек.
Вот возмужал и мчится к ней,
Не умаляя бег,
В руке – букет, в груди – пожар…
Ты – человек!
Ответственность, забота, труд,
Утрата и успех —
Удел мужчины средних лет…
Ты – человек.
Жизнь позади, он не один,
С любимою вовек.
И только смерть их разлучит…
Ты – человек.
А что потом, когда уйдешь,
Покинув этот брег?
Оставишь память в тех сердцах,
Кого любил, берег.
И вдохновения плоды,
Что вспыхнут и зажгут
Огонь надежды и мечты
В умах, что правды ждут.
Отдай им душу, часть себя,
Оставь свой яркий след,
Тогда промолвят Небеса:
ТЫ ЕСТЬ, ТЫ ЖИВ, ТЫ – СВЕТ!
Если вы смотрите на жизнь с оптимизмом, это еще не значит, что жизнь с оптимизмом смотрит на вас.
Карлос Кастанеда
Не отчаивайся, если заблудившись в пещере не видишь впереди свет… выход может быть и сбоку.
Розбицкая Наталья
ЧАСТЬ I
ПОТЕРЯШКИ
Глава 1. Влипли
Коль занесла жизнь на черную полосу, не унывай, преврати ее во взлетную.
Людмила Щерблюк
1
Тишина, абсолютная, звенящая.
Ничего вокруг, только кремово-розовая полупрозрачная взвесь со всех сторон: под ногами, над головой… везде.
«Кто я?».
Память подводит, не раскрывается… почти.
«Я – человек».
Он хочет двинуться и… неожиданно встречает мягкое, но упругое сопротивление. Выходит, окружающая его дрянь сливочного цвета – не воздух вовсе, нечто иное. Он застрял в этой обволакивающей неподатливой мерзости, влип, как муха в мед.
Что делать?
Человек протягивает руку вперед, хватает пятерней приличный кусок бледно-желтой массы, подносит к лицу, ощущает тонкий аромат ванили, чего-то пряного и… проглатывает одним махом.
«А ничего так, есть можно».
Гелеобразная субстанция вполне съедобна, такой вкус имела бы ряженка, смешанная с соком лесных ягод.
Хохотнув, пленник приступает к трапезе. Руки ни к чему, раскрыв рот, он смело ныряет в аппетитную розовую хлябь, жадно пожирая ее, прогрызая себе ход, подобно земляному червяку, выедающему норку в черноземе.
В него влезает все больше, но аппетит только растет. Тело постепенно меняется, приобретая форму огромной жирной гусеницы с раззявленной беззубой пастью.
Медленно, но неуклонно существо движется вперед.
Еще рывок и – свобода. Голова проваливается в пустоту. Перед ним утыканный звездами бесконечный космос. Справа вдалеке пылает ослепительное желто-белое светило, дюжина разновеликих планет вращается вокруг него.
«Странно, почему я жив? Здесь же вакуум, перепад давлений должен разорвать меня в секунду», – и тут же спасительная мысль-воспоминание. – «Это же сон…».
Вновь приобретя человеческое тело, он не без труда покидает липкий аморфный студень и оглядывается на свое бывшее узилище.
Ничего себе! Минуту назад мужчина находился внутри огромного подобия игрушечного домика, рыхлого, колышущегося в пространстве. Все на месте: фундамент, стены, крыша, труба, даже рельефные отпечатки окон и двери.
Следуя внутреннему импульсу, он отталкивается ногами от сладкого массива, летит в неприветливое пространство, зависая в невесомости, медленно огибая угол съедобного «жилища» и… роняет челюсть от изумления: в паре километров от наблюдателя, оседлав изрытый кратерами здоровенный астероид, нагло щерится непомерных размеров обезьяна в легкомысленной сиреневой юбочке.
«Девочка на шаре, мать твою…».
Исполинский бабуин отламывает приличный кусок небесного тела, на котором сидит, отправляет его себе в пасть, хрумкает, словно сухим крекером, пуская