Христоверы. Александр Чиненков
на дорогу и помчалась в направлении деревни.
Убрав нож, Силантий подошёл к берегу, присел у кромки воды и посмотрел на тонущего в полынье Куприянова.
– И как ты там, Макарка? Тепло ли тебе в водице студёной или холодно?
– Всё, будя чудить, – отозвался, стуча от холода зубами, Куприянов, – сам видишь же, что утону я сейчас.
– И не просто вижу, а жду не дождусь, когда ты камнем ко дну пойдёшь, – рассмеялся Силантий. – Вот когда башка твоя под водой скроется, тогда я и уйду.
– Скажи, за что ты подверг меня пытке эдакой? – закричал вне себя Куприянов. – Что я тебе сделал, скажи?
– Мне ты не сделал ничего, а вот людям в деревне много зла причинил, – ответил Силантий. – В долги всех вогнал, забираешь у них всё, что захочешь.
– Ложь! Всё навет на меня! – закричал истерично Куприянов. – Это злые языки меня обгаживают!
– Люди всей деревней попусту трепаться не будут, – усмехнулся Силантий. – А ты тони, тони себе, негодник. Это сначала водица студёной кажется, а потом, когда в ад входить будешь, там и согреешься.
С каждой минутой сани всё глубже и глубже оседали в реку, а вместе с ними и Куприянов.
– Ты погляди, я же утону сейчас? – простонал он в отчаянии. – Ты же грех смертный на душу берёшь.
– Э-э-э… Да у меня на душе уже столько грехов, не счесть! – захохотал, развеселившись, Силантий. – Душа у меня, как уголь, чёрная! А греха за то, что тебя утопил… Не-е-ет, твоя погибель доставит радость всей деревне! Так лучше молись, пока жив ещё, а не спорь со мной – жить тебе или не жить, понял?
– Может, и помолился бы, да некому, – захныкал Куприянов. – Нет тут моего бога, нет!
– Как это нет? – удивился Силантий. – Понятное дело, Бога никто не видит, но Он всегда со всеми рядом, не сомневайся, Он здесь.
– Бог мой во плоти, и он здесь быть не может, – выкрикнул, хныча, Куприянов. – Мой Христос… Он среди людей живёт!
– Постой, где-то я уже это слышал? – ещё больше удивился Силантий. – Ты что, христовер убогий, Макарка? Поди на борту корабля хлыстов себе местечко пригрел.
– Хлысты смрадные греховодники, а я из другого теста вылеплен, – отозвался, рыдая, Куприянов.
Услышав его ответ, Силантий даже привстал от изумления.
– Из другого? Это из какого же?
– Что ни на есть праведного, – всхлипнул, отвечая, Куприянов. – Оскоплённый я… И Прокопий Силыч Христос мой.
– Значит, ты скопец, чёрт поганый? – рассмеялся Силантий. – Сдаётся, что ты ещё понадобишься мне. Но завтра… Завтра ты к Матвею Кузьмичу Звонарёву наведаешься, в ножки ему поклонишься и прощения попросишь за то зло, что ты причинил ему.
– Зло? Матвейке? – воспрял духом Куприянов. – Да ни в жизнь такого не было, поверь?
– Не трепись, а то передумаю и тонуть тебя здесь оставлю, – прикрикнул Силантий, беря в руки вожжи и бросая конец Куприянову. – На-ка вот, держи, иуда…
– Дык как же я? Руки-то связаны? – прохныкал тот.
– Зубами держи, ежели жить хочешь, –