Литлабиринты. Николай Николаевич Наседкин
Почему-то ещё больше хмеля, помимо одобрительных слов о моей прозе, добавляло и то, что писатель-классик, в отличие от той дамы из редакции и от своего первого письма, вдруг стал обращаться ко мне на уважительное «Вы» с большой буквы…
Позже, 27 августа, В. П. Астафьев, остановив свой выбор всё же только на «Осаде», писал:
…«Осаду» вместе с двумя рассказами провинциальных авторов я отослал с предисловием в «Новый мир» и пока не знаю какое отношение тамошних лит. снобов, точнее изображающих оных, к этим материалам. Если не подойдут «Н/овому/. М/иру/.», рассказы передам в другой журнал, всё равно найду им место…
Но рекомендации Мастера так и не смогли пробить в «Новом мире» «снобизм», скорей всего, невзрачного человека со сказочно-былинным именем и почти славянофильской фамилией, который много лет рулил прозой в этом либеральном журнале. Он сам накропал десятка три романов (я начинал два-три читать – не одолел), учил в Литературном институте студентов мастерству, его то и дело упоминали через запятую в критических статьях о «московской прозе сорокалетних» рядом с именами Владимира Маканина и Анатолия Кима, так что снобизм его имел толстые и основательные корни.
Отголоски напрасных хлопот Виктора Петровича обнаруживаются в его письме к литератору В. Болохову от 24 ноября 1992 года (оно, как и одно из посланий ко мне, также опубликовано в книге «Нет мне ответа…»):
Вот перечитал телегу рукописей, выловил из того воза три талантливейших рассказа и со своим предисловием отправил в “Новый мир”, увы, их там не приняли, и я передал рукописи в другой журнал…
Я же теперь уже окончательно и бесповоротно избавился от мечты опубликоваться в «Новом мире», осиянном именем великого Твардовского и былой славой флагмана советской литературы, но в 1990-х становящемся крайне либерально-демократическим, прозападным и тенденциозным изданием. Всё же я понял-убедился окончательно, что, несмотря на свой нейтралитет и нежелание примыкать к какому-либо лагерю двух враждебных направлений в нашей литературе, мне всё же ближе «почвенники-патриоты», чем «либералы-западники». Тем более, что с юности уже я был «человеком Достоевского». И вот теперь, по сути, подводя жизненные и творческие предварительные итоги, я даже благодарен судьбе за то, что в своё время не опубликовали меня ни «Новый мир», ни «Знамя», ни «Октябрь» – втянулся бы я в эту компанию и, глядишь, ходил бы сейчас с белой ленточкой на груди и мечтал о том, чтобы Запад усилил санкции против России… Бр-р-р!
А история моих взаимоотношений с «Новым миром» закончилась всё же на мажорной ноте: в его 7-м номере за 1995 год в обзоре периодики А. Василевский (будущий главный редактор) среди заметных публикаций прозы в «Знамени», «Гранях», «Звезде» и прочих либеральных журналах отметил и мою повесть «Прототипы», которая появилась в февральском номере «Нашего современника». И это дорогого стоит: демократический «Новый мир» в те годы уже в упор не замечал народно-патриотический «Наш современник».
Ну а В. П. Астафьеву я, несмотря ни на что, остался