Последние дни. Павшие кони. Брайан К. Эвенсон
что Борхерт присел рядом с ним, все еще не отводя пистолет и радостно ухмыляясь.
– И что бы, – сказал он с блеском в глазах, – нам отрубить дальше?
Кляйн изо всех сил ударил его по шее, и тот упал навзничь, хватая ртом воздух. Кляйн заполз на него, успев воткнуть большой палец за спусковой крючок. Навалился всем весом, медленно пробираясь по телу Борхерта, пока тот сжимал спусковой крючок, пытаясь оторвать противнику палец. Спустя миг Кляйн лбом раскроил Борхерту нос.
Еще через пару ударов Борхерт потерял сознание, и Кляйн сумел отвоевать у него пистолет. Потом забил в рот сектанта пояс от его собственного халата. Кляйн мягко похлопал Борхерта по щекам, сев ему на грудь, пока тот не открыл глаза.
«Я отлично себя чувствую, – все это время пытался убедить себя Кляйн, хотя казалось, находился где-то вдали от собственного тела. – Никогда не чувствовал себя лучше». Отрубленная рука даже не болела. Он отрешенно задумался, как скоро умрет от шока.
– Привет, Борхерт, – сказал он, когда у того сфокусировался взгляд, а потом стал душить противника одной рукой. Ухватиться было трудно, и еще труднее удержать. В какой-то момент голова закружилась, и Кляйн испугался, что отключится. Но потом ощущение прошло, а Борхерт к тому времени казался практически мертвым.
А потом все стало еще сложнее.
Свет, потом тьма, потом опять свет. Что-то давило в щеку. На него и мимо него неслись звуки – может быть, машины. Вкус железа на языке, а потом рот заполнила кровь, пришлось с трудом прокашляться, чтобы дышать. Но рот снова медленно наполнился кровью. Кляйн явно умирал от кровотечения. Он медленно дышал, потом кашлял алым, потом опять дышал, все медленнее и медленнее. Через какое-то время он перестал что-либо слышать, а вокруг сгустилась тьма. Он все равно старался дышать.
Когда же перестал, то открыл глаза. Кляйн лежал на больничной койке, от капельницы к его руке шли трубки. Он подумал, что надо встать, но когда попытался, ему в глаз словно по рукоять вонзили нож. И он бросил все попытки.
Так что Кляйн просто лежал – сперва глядел на ширму, скрывающую остальное помещение, потом на флуоресцентные лампы над головой. Когда закрыл глаза, свет остался, скопился под веками, резкий и четкий.
«Может, это настоящая больница, – думал он, все еще не открывая глаз. – Это может быть и хорошо, и плохо. Но не так плохо, если это не настоящая больница».
Он не сразу заметил, что теперь у него нет всей руки: конечность отсекли у плечевого сустава. Кляйн неуклюже распутал повязку, стягивая запятнанную марлю. Кто бы это ни сделал, работа была профессиональная – культя гладкая, лишь чуть нагноившаяся, отрезали всё мастерски, прижгли равномерно.
Когда он напряг плечо, пропавшая рука дрогнула, жидкость из обрубка стала сочиться чуть быстрее. Отсутствующая ладонь дрожала меньше – почти не чувствовалась. Хуже всего ныло предплечье, которое ему пришлось отрубить на глазах у Борхерта. Пропавшие без его ведома плоть и кость от локтя до плеча только слегка щекотало.
Кляйн снова попытался