Графиня Гизела. Евгения Марлитт
весьма сожалею, что мы не смогли занять вашего сына, но он был ужасно беспокоен, а фрейлейн фон Цвейфлинген еще слишком слаба.
– Я сама не могу простить себе, что не подумала об этом, – ответила пасторша просто, без едкости, и вышла из комнаты.
– Ничего, душечка, не огорчайтесь этим пассажем, – прошептала гувернантка, приметив на лице Ютты тень стыда и замешательства. – Я избавила вас от дальнейших приставаний. Не случись этого, завтра вы бы уже сидели в кухне и латали штаны пасторских отпрысков.
И прерванная беседа потекла дальше.
Глава 5
Между тем наступил вечер. Пасторша предложила дамам спуститься вниз, ибо сейчас должно было начаться рождественское торжество: раздача подарков с елки.
Маленькая графиня взяла за руку пасторшу, дамы медленно поднялись со своих мест.
Внизу, в своем маленьком кабинете, перед старинными маленькими клавикордами сидел пастор.
В его лице не было ничего мистического. Оно не побледнело в пылу фанатизма, ни единого следа железной непреклонности и нетерпимости мрачного рвения веры не лежало на нем, и голова не склонялась на грудь в христианском смирении. Нет, пастор был сыном Тюрингенского леса: мужчина, полный сил, высокого роста, с широкой грудью, добрым лицом и большим открытым лбом под густыми темными курчавыми волосами. Сейчас его окружали дети, смотрящие на него полными ожидания глазами. Он молча, наклоном головы, поприветствовал вошедших дам и опустил руки на клавиши. Раздались звуки церковной песни – детские голоса пели «Слава в вышних Богу, и на земли мир».
По окончании гимна пасторша тихо отворила дверь в соседнюю комнату – там стояла убранная елка. Дети молча вошли.
Маленькая графиня с выражением разочарования на лице остановилась посреди комнаты: это называется елкой? Это маленькое бедное деревцо с несколькими горящими свечами на ветвях? Крошечные яблоки, орехи, которых никогда не пробовало знатное избалованное дитя, и несколько довольно сомнительных пряничных фигурок – вот все, на что во все глаза смотрели эти дети. А под елкой на толстой белой скатерти лежали грифельные доски и карандаши – вещи, которые и без елки даются каждому ребенку!
А между тем как счастливы эти дети! Никто не замечал ни изумления маленькой графини, ни саркастической улыбки госпожи фон Гербек.
Войдя в комнату, обе дамы немедленно уселись на софу, где их шлейфы были в безопасности от неосторожных детских ног.
Пастор ушел в свой кабинет, его жена занялась хозяйством.
Появилось угощение. Маленькая графиня не могла принять в нем участия: все, что здесь подавалось, ей было запрещено.
Как какой-нибудь профессор, заложив руки за спину, она серьезно смотрела на детей. Один из пасторских сыновей, прозванный «толстяком», проскакал мимо нее по комнате на только что подаренном ярко раскрашенном коне.
– Какая гадкая лошадь! – сказала Гизела.
Всадник остановился, глубоко оскорбленный.
– Неправда,