Поднимите мне веки. Валерий Елманов
слово, напитанное искренней признательностью за теплый прием и учтивое обращение. Были и пожелания скорой встречи, только в иной обстановке и с туманными намеками, что их гостеприимство многократно превзойдет мое.
Голицын обещал лишь глазами, вслух ничего не произнес – не иначе как не нашел нужных слов, но это безмолвное было куда красноречивее словесных обещаний. Смерть оно мне сулило, причем лютую и безжалостную.
Но и это все – день завтрашний, а у нас сегодня забот хоть отбавляй. Вот ими я и занялся.
Свою часть уговора с Басмановым касаемо стрельцов я выполнил и перевыполнил. Поначалу командиры стрелецких полков были излишне насторожены, не понимая, что происходит, так что попыхтеть пришлось изрядно.
Разумеется, сказался и вид бледного Федора, за которым я, не доверяя никому, лично сгонял в Никитский монастырь.
Его выход к стрельцам был хоть и кратковременным, но хватило с лихвой. После того как престолоблюститель, вымученно улыбаясь одними губами, сослался на нездоровье и покинул трапезную, куда я пригласил стрелецких голов перекусить чем бог послал, обстановка за обеденным столом сразу разрядилась.
Сочувственно покачивающий головой Постник Огарев только спросил, удалось ли дознаться, кто оные отравители, но я лишь сокрушенно развел руками.
Прочие были настроены еще решительнее.
Темир Засецкий зло заметил, что самолично с радостью выпустил бы из них кишки, а его брат Осип, сидящий рядом, тут же выразил желание принять участие в этом процессе.
Казарин Бегичев заявил, что тут и думать нечего, а все беды от проклятых бояр, каковых вешай хоть через одного на дыбу и не промахнешься, и его сотники тоже разом согласно закивали, причем особенно энергично три брата Головкина и Григорий Засецкий.
Я слушал, кивал, но особо расходиться страстям не давал – рано. Наоборот, призывал к умиротворению, выражал надежду, что Петру Федоровичу Басманову удастся сыскать этих негодяев, что государь все равно выздоровеет, и больше напирал на... воспоминания.
Мол, как хорошо было совсем недавно на Москве, когда мы, здесь присутствующие, дружно, рука об руку поддерживали в столице порядок, а Федор Борисович осуществлял правосудие.
После чего услышал немало лестных слов о престолоблюстителе и наконец добился главного – стрелецкий голова Темир Засецкий, расчувствовавшись, тут же за столом, по собственной инициативе распорядился:
– Надобно, чтоб твоя сотня, Гриша, – внушительно заметил он сыну, – неотлучно близ Запасного дворца была. Чай, Федор Борисыч твово наследника крестил, потому долг платежом красен. Неведомо как с государем обернется, но ежели мы еще и царевича потеряем – людям совсем плохо придется, да и нам от бояр сластей не дождаться. – И, спохватившись, вопросительно посмотрел на Бегичева. – Ничего, что я так-то с твоим сотником? Знамо, полк твой, так ты не серчай – сгоряча я повелел, по-отцовски, не подумавши.
– Ничего, – важно кивнул Казарин. – Я и сам мыслил поберечь Федора Борисовича. Ныне жонка моя токмо его стараниями в здравии пребывает.
–