Самая хитрая рыба. Елена Михалкова

      Если помощник-узбек мог выразить свои чувства, Прудников сдерживался изо всех сил. «Лучше бы он плакал», – подумал Бабкин, отводя взгляд от лица старика.

      – Не знаю, может ли быть от меня какая-то польза, – сдавленным голосом сказал тот. – Я прибежал, когда все уже было… когда было поздно.

      – Ян Валерьевич, она рассказывала, зачем ей нужны были частные сыщики? – спросил Илюшин.

      – Нет. Мне показалось, ее что-то сильно гнетет, но я счел, что любопытство будет неуместно. Лишь сказал, что она всегда может на меня рассчитывать. Но Анне Сергеевне это и так было известно.

      – Бережкова страдала приступами забывчивости? Рассеянностью?

      – Она – один из самых здравомыслящих, умных и ясно рассуждающих людей, каких я встречал. И она всегда была аккуратна с газовой плитой. Знаете, – вдруг сказал он и посмотрел почему-то прямо на Сергея, – это совершенно невозможно: когда я остаюсь один, везде ее лицо. Гляжу в окно и вижу, как Анна Сергеевна идет к калитке. У нее синее платье, вы не знаете, наверное, чудесное синее платье, а на нем веточка из янтаря, довольно старомодная брошь, но ей очень идет, впрочем, я не видел вещи, которая бы ей не шла… Сегодня я дважды выходил наружу, чтобы встретить ее. Мне приходилось и раньше терять близких, но…

      – Сочувствую вашей утрате, – с трудом проговорил Бабкин.

      Ян Валерьевич снял очки, вытер слезы и вновь превратился в старого джентльмена, сдержанного и учтивого.

      – Бестактно с моей стороны обременять вас своими переживаниями. Чем еще я могу помочь?

      – …Какой красивый старик, – сказал Илюшин, когда они вышли из дома. – Он, кажется, ее…

      – Макар, замолчи.

      Илюшин заткнулся, и пока они шли к машине, не проронил ни слова.