В этот раз я родился… или Путешествие Души. Часть первая. Андрей Аксёнов
память что-то неохотно выдаёт детские картинки из своего дальнего-дальнего архива. Не знаю, как у вас, мои уважаемые читатели, но мне, пожалуй, понятно, почему так. Ведь жизнь рядового советского ребёнка проста, размеренна и в основном безмятежна. Я живу в любви, сыт, одет и потому в памяти фиксируются только экстраординарные события, как с плюсовой, так и с минусовой окраской. Болит горлышко, голова, ушки – вот это помнится. Вовкина казнь, например, в садике – тоже, ещё хохотушки с мамой, поездки с папой и мамой в отпуск и всякое другое такое.
И, точно, вот ещё помнится: мне в глубоком детстве вырезали гланды. В те, мои детские, начала шестидесятых, годы врачи решили, что такой атавизм, как гланды, должен быть непременно удалён за ненужностью. Тем более что у меня к тому были показания. Как говорит мама, замучили бесконечные простуды: ангины, просто частая боль в горле. Сейчас, я слышал, позиция у врачей изменилась, ну а я вот уже так и остался без них.
Сколько мне тогда было лет? Пожалуй, годика три. Да, точно! И потому очень мало помню эту историю. Получается, что почти ничего, только всего две «вспышки» воспроизводятся памятью.
Вот вижу свои маленькие ножки в чёрных валенках. Калоши с них сняты и понуро ждут своего хозяина в углу врачебного кабинета. В такой обуви, кстати, в те годы зимой ходила вся Москва – и взрослые, и дети: в кроличьих шубах и валенках.
Я «утоплен» в специальном кресле, по типу стоматологического. Зачем я тут, пока не понимаю, но огромная голова доктора в белом колпаке и с вогнутым зеркалом с дырочкой посередине, а также занесённые надо мной его волосатые руки с чем-то металлически блестящим не предвещают мне ничего хорошего.
А ещё медсестра, которая мило, но по-дежурному улыбается мне, просит открыть ротик, обращаясь почему-то по имени Мишенька. Потом, скосившись на какую-то тетрадку, исправляется, назвав Андрюшенькой, прижимает своими холодными ладонями мои руки к подлокотникам кресла и добавляет нарочито небрежно: «Не бойся, не бойся! Будет не больно!»
Начиная с этого момента я окончательно осознаю, что дело плохо, и включаю все свои защитные механизмы. А их не так много на самом деле, а точнее, только один – это ноги в валенках. Руки, как все помнят, зажаты медсестрой, а голова с открытым ртом прижата руками доктора к подголовнику. Конечно, можно закрыть рот «на замок», стиснуть зубы, и враг ни за что не пройдёт, но поздно. Там уже какая-то металлическая штуковина не даёт это сделать, и доктор шурует внутри, звеня металлом. И значит, действительно, для обороны остаются только ноги. Они и включаются тут же. Всё начинается с хаотических ударов попеременно то левой, то правой ногой, но в основном в «молоко».
А когда внутри меня что-то хрустнуло и всё существо пронизала нестерпимая боль, удары валенкового оружия стали более точными. Я попадаю несколько раз в грудь, пару раз по рукам, а один раз – точно в докторский подбородок. После таких атак человек в белом халате произносит несколько неизвестных мне слов, а потом бубнит сестре: «Вот паршивец! Держи ноги, Нюр!»
Та