Опасное лето. Эрнест Хемингуэй
несколько классических маневров, прежде чем убить быка, если тот еще способен атаковать. Бык должен пронестись буквально в сантиметрах от тела матадора, чтобы опасность зацепить его рогами казалась вполне реальной. Чем ближе бык, завлекаемый и направляемый человеком, подбирается к нему, тем острее азарт зрителя. Классические пасе невероятно опасны, и матадор управляет быком при помощи куска алой материи, прикрепленной к метровой палке. Существует множество уловок: например, тореро проходит мимо быка, вместо того чтобы пропустить его мимо себя, или использует собственный рывок животного, по сути салютуя ему мулетой, вместо того чтобы направлять. Наиболее эффектный трюк – повернуться к быку спиной, но быки атакуют по прямой, и матадор, зная эту их повадку, встает так, чтобы не подвергать себя особой опасности. С тем же успехом он мог бы демонстрировать свое искусство в паре с трамваем, но публике подобные вещи нравятся.
Впервые наблюдая бой Антонио Ордоньеса, я убедился, что он способен честно, без фальши исполнять все классические пасе, что он понимает быков, что может, если захочет, убивать чисто и что он гениально владеет капоте. Я видел в нем три качества, обязательные для великого матадора: смелость, профессиональное мастерство и умение безукоризненно держаться в момент смертельной опасности. Но когда после боя наш общий друг сказал мне, что Антонио хотел бы встретиться со мной в отеле «Йолди», где он остановился, первой моей мыслью было: только не заводи снова дружбу с тореро, особенно когда ты знаешь, как он хорош и как велика будет твоя потеря, если с ним что-то случится.
К счастью, я так и не научился внимать собственным добрым советам или прислушиваться к своим страхам. В разговоре с Хесусом Кордовой, мексиканским матадором, который родился в Канзасе и прекрасно говорил по-английски – за день до этого он посвятил мне быка на арене, – я спросил, как пройти к «Йолди», и он вызвался меня проводить. Хесус Кордова был отличным парнем, искусным и умным матадором, мне нравилось с ним общаться. Он довел меня до двери номера Антонио и ушел по своим делам.
Антонио лежал на кровати, он был раздет, лишь причинное место прикрыто полотенцем, как фиговым листом. Я сразу обратил внимание на его глаза – самые темные, горящие, веселые из всех, что только видел мир, и улыбку проказливого шалопая. Мой взгляд невольно упал на шрамы на его правом бедре. Антонию протянул мне левую руку – правую он сильно порезал, приканчивая второго быка, – и сказал:
– Присядьте. Скажите, я так же хорош, как мой отец?
Глядя в эти необычные глаза, на эту улыбку, которая растаяла, как и любые сомнения в том, что мы подружимся, я ответил Антонио, что он лучше отца, и рассказал, насколько хорош был тот. Мы поговорили о его раненой руке. Он сказал, что через два дня снова выйдет на арену. Порез был глубокий, но клинок не задел связок или сухожилий. Зазвонил телефон: это была невеста Антонио, Кармен, дочь Домингина, его агента, и сестра Луиса Мигеля Домингина, матадора.