По следам Атани Дюбарри. Маргарита Мартынова
Гораздо лучший, чем его жена – мать. Он сумеет принять нужное решение в сложный момент.
Графиня на секунду открыла глаза, поморщилась от боли в них и снова зажмурилась. Когда ей не было и двадцати, она была на удивление бесстрашной и жесткой. У нее были приоритеты, в которых на первых местах стояло нежелание признавать свои ошибки и поражения. Как это все сейчас смотрелось глупо и смешно! Только такой мудрый и сильный духом человек, как граф де Лакойе сумел в свое время победить тогдашнюю Атани, выдать ее за себя и изменить ее модель поведения. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять, что она устала. Устала от кораблей, риска, бурь и опасностей. Устала от желания быть первой и лучшей.
Неожиданно ход ее мыслей принял иное направление. Перед глазами возникла улыбающаяся маленькая девочка, бегающая по берегу. Эжени. В отличие от своей матери она не привыкла быть бойцом, она не знает, что такое пытаться быть главной и не умеет управлять кораблем. Эжени – обычная девушка, и Арман придерживался этой позиции с первых дней ее рождения, стараясь держать любознательное создание подальше от всего, что касалось деятельности его самого. Их дочь росла вдали от европейского общества с его стандартами, коварством и соблазнами. Она уже ряд ли увидит свою мать, но пусть на ее пути будут попадаться только хорошие люди. И неважно, что они могут нарушать закон, который, как известно, далеко не всегда действует во благо обычных людей.
Неожиданно Атани вздрогнула, ощутив на своем лице что-то холодное, и открыла глаза. Чья-то рука держала над ней фонарь. Расплывчатые тени создавали иллюзию присутствия рядом множества людей, пахло чем-то подгоревшим. Женщина хотела что-то сказать, но, почувствовав на губах капли воды, молча и жадно облизала их.
– Графиня, – позвал ее незнакомый голос. – Можете сесть? Я принес вам воды!
При слове «вода», Атани собрала волю в кулак и, дрожа, словно в ознобе, неловко села. Ее пальцы судорожно вцепились в тепловатую фляжку. Пить!
Живительная влага попала в нос, потекла по подбородку, устремилась вниз по шее. Женщина закашлялась, пытаясь отдышаться, затем сделала еще пару глотков и при свете фонаря рассмотрела визитера.
Судя по всему, это был юнга. Худенький паренек лет шестнадцати с заживающим шрамом на подбородке с хитрым прищуром смотрел на арестантку, но в его глазах и позе читалось, скорее, равнодушие, чем интерес. В одной руке он держал фонарь, в другой – сверток с едой.
– Меня зовут Жан-Пьер, – сказал юноша. – Воду я вам оставлю. Завтра вечером приду снова…
– Я подумала, меня таким образом хотят убить, – пробормотала Атани, думая о другом, и вдруг спросила. – А лейтенант Маршаль?
– Он не здоров и пока не может вас навещать, – сдержанно ответил юнга. – Когда лейтенант оказался в состоянии вспомнить о вас, то отдал мне приказ. Пока к вам буду приходить я…
– Генрих отравился собственным