Исповедь проповедника. Александр Михайлов
потеребил языком сосок, а затем тихонечко переполз на нее. Она раздвинула длинные модельные ножки, согнула в коленях и обняла меня за спину.
Я же протянул руку между нами, немного подвигал головкой по губкам, а потом нашел ее вход и чуть надавил. Там было мягко, влажно и горячо. Жареная стерлядь, что ли, так на обоих подействовала? Когда все кончилось, и мы успокаивали колотящиеся сердца и сбившееся дыхание, она наконец-то спросила?
– Чего это ты вдруг?
А что я мог ответить, кроме как:
– Нечего быть такой красивой и соблазнительной.
Как-то вышли с ней гулять ближе к полуночи.
– А что там?
– Поле, а потом кладбище и лес.
– Пойдем на кладбище.
– Зачем? Там сейчас темно, ни пса не видно.
– Пойдем, я хочу.
– Ну пойдем.
Темно, огни города остались позади, кое-где огни были на горизонте, но нам они не помощники. Хорошо хоть сухо, а тропу я знаю, поскольку она ведет через поле мимо кладбища на пруды.
Дошли, действительно ничего интересного. Это же не католическое или лютеранское кладбище, и даже не наше выставочное, а обыкновенное, для таких как я.
– А нет ли другой дороги?
– Есть, дальше по тропе через лес, выйдем на асфальт и потом на станцию.
– Пойдем.
– Ириночка, ведь тропа через лес, кусты там всякие, еще заблудимся в темноте.
– Пойдем.
В общем, когда вконец усталые часа через три подходили к дому, то без двух портвейнов я обойтись отказался. А ей все божья роса. Даже по дороге несколько раз говорила, что надо ужа поймать покрупнее и съесть.
Как ни странно, но у этой модели была собака, померанцевый шпиц Потап, рыженький такой, пушистый и мелкий, меньше кошки. В общем и целом, померанцы молчаливые, ну по крайней мере не тявкалки. Вокруг их много, почти как лабрадоров, так что объекты для наблюдений и выводов имеются.
Только к самому Потапу это отношения не имеет. Потому что, как только Потапа выпускают во двор, он сразу же заливается звонким лаем. Он лает на все – прохожих, машины, деревья, небо, асфальт. Он так самовыражается, ему объект не нужен, лишь бы на улицу выпустили. Он лает бесконечно, пока домой не загонят. Он наполняет собой весь двор и окрестности.
Однажды с ним казус случился. Когда он гулял, и как всегда заливался лаем на окрестности, а мы смотрели в окно и проникались событием, вдруг пошел сильный град. Градины, величиной с картечину, застучали по асфальту. Потап резко замолк. Ирина забеспокоилась и побежала искать.
Нашла быстро. Она несла Потапа, который с закатившимися к небу глазами обвисал на ее руках, как кусок тряпки. Обвисали, причем, не только лапы и хвост, но и вся мордель, и отдельно уши, и даже, что было наиболее непривычным, язык. Контузило. В этот день и еще несколько дней она его на улицу не отпускала. А потом он, как ни в чем не бывало, опять заливисто тявкал на окружающий мир. Зажило, что называется, как на собаке.
Технически отдаление началось,