За гранью. Катрин Мелье
обществом друг друга кружились в ритмичном танце, не сводя влюблённых глаз. Марина думала о том, что новый знакомый хорошо владеет ситуацией и очень симпатичный прямо, на её вкус. От него замечательно пахло и улыбка сводила с ума. Она давно была не девственница, как наверное все девчонки в институте, но и серьезных отношений у неё уже не было. Бывший, стыдно сказать, знатно её поколачивал и забыть такое невозможно. Но мы все разные, кто-то обожжётся раз и больше никогда не возьмёт в рот горячее, а кто-то…
Марина была из тех, кто быстро забывался, она любила мужчин… Красивых, крепких и чтобы рост был непременно выше 180. Без их общества она скучала, депрессовала и всегда была не в настроении. Иногда она шла по коридору в универе, и заприметив красивого паря, невольно говорила: «ммм… это определенно что-то невероятное!» Когда она увидела Гену именно такая мысль проскочила в голове и засела надолго. А когда он увидел её из далека, то подумал: «соблазнительная штучка», при ближайшем рассмотрении стало ясно, что штучка, действительно очень соблазнительная и упустить её, это всё равно, что обосраться не добежав до туалета совсем чуть-чуть.
Они быстро сошлись на том, что хотят быть вместе. Но жизнь, которую рисовала себе Марина, совсем отличалась от того, что думал о браке Генка. Его родители жили сложно. Отец пил, бил мать и детей тоже, да его старик, ненавидел даже собаку, которая у них жила. Проходя мимо неё «этот козлина», как называла его мама Генки, не ленился больно пнуть животное подсраку, он вообще любил дать подсрачник кому угодно, при любом удобном случае. Генка же, не был жестоким, по крайней мере, он так думал, но когда женился на Маринке бывало забывал об этом. Его, как он замечал, клинило, иногда. Нет, он однозначно любил эту женщину, но почему-то иной раз не мог сдержать гнев. В таких случаях Генка обрушивал на жену весь накопившийся негатив, выливающийся в крикливые высказывания.
– Не дерётся и ладно! – думала Марина, но его глаза давали понять, что может, поэтому она вовремя замолкала, позволяя ему, как следует выговориться.
Пару раз ему хотелось вдарить, так легонько, чтобы поучить уму разуму, но он всегда вовремя сдерживался, может потому, что просто боялся поломать её хрупкое, крошечное тельце?
– Не смей идиот, ты вышибешь из этой сучки весь грёбаный дух. Она слишком мала. Её и соплёй перешибёшь! Не смей! – говорил его внутренний голос всякий раз, когда Генка отключался и жаждал крови, а зверь бравший верх над разумом, подначивал, как следует вдарить.
Надо отдать должное, он только думал об этом и никогда, не учил её уму разуму, по примеру собственного отца. Почему-то именно в этот раз, ему было тяжелее всего! Мозг прямо кипел от возмущения. В его, может быть самый важный момент, вся семейка ополчилась против, внутренний разумный и всегда сдерживающий голос предательски молчал, зарывшись где-то очень глубоко внутри.
Дети были буквально в истерике, когда узнали, что придется переезжать снова черт