Смерть поэта, или «Так исчезают заблужденья…». Александра Базлова
Андреевич Жуковский – поэт. Можно сказать, известный сочинитель. Его имя часто встречается, но при этом я не могу вспомнить ни одной его строчки. Возможно, он и прозаик тоже… Вы же понимаете, что это не письмо к отцу Пушкина, а история для всеобщего внимания.
– Ты нашла нужное слово, Лида. Жуковский именно сочинитель, и никто другой, – сказал Алексей. – Саша прав: это все сказки. В этом письме правды нет вообще. Вот смотрите: мы с вами сейчас сидим здесь, а Аркадий находится в комнате рядом. И мы не знаем и знать не можем, что именно он там делает: читает, пьет чай или уже спать лег. Мы же не там, а тут. А вот Жуковский, видите ли, знает, и очень подробно рассказывает, что́ происходило в квартире Пушкина, когда его самого, Жуковского, там не было, в сценах, в которых он не принимал участия, и даже тогда, когда Пушкин был наедине с собой.
– Ему известна даже конструкция панталон Дантеса, которые якобы спасли того от серьезного ранения, – усмехнулся Саша.
– Жуковский – сочинитель, но при этом сочинитель весьма плохой, – продолжил Алексей. – Его несостоятельность как писателя видна повсюду. Жуковский пишет, что раненого Пушкина донести до саней было непросто, что-то там пришлось сломать, а в карету, которая стояла недалеко, у дороги, он сам сел и потом еще анекдоты рассказывал. Неужели ему так значительно полегчало за короткое время? В кабинет его внесли на руках, но там он самостоятельно разделся и лег. А ведь если человек не в состоянии ходить, то не в состоянии и переодеваться. И со временем Жуковский тоже как-то очень вольно обращается. С момента ранения Пушкина до его смерти прошло более сорока часов, но, если верить Жуковскому, все это время куча народа находилась у него в квартире, и при этом практически никто не спал, даже сам раненый. И откуда силы взялись?
– То, что Жуковский – плохой писатель, полагаю, еще не самое плохое, – отозвалась Лидия. – Страшно, что его представления о жизни, о том, что́ нормально, а что́ нет, разительно отличаются от обычных, человеческих. Жена Пушкина[36], по словам Жуковского, женщина очень странная: у нее муж при смерти, а она оставляет его с чужими людьми. Настоящая жена выгнала бы всех в три шеи и была бы постоянно рядом с умирающим, а посторонние заходили бы к нему только с ее разрешения. А детей ночью из постели вытащить, чтобы вроде как попрощаться с ними, – это просто издевательство: ни один отец такого не попросит, и ни одна мать такого не допустит, если они, конечно, не сумасшедшие. Для большинства людей сообщать кому бы то ни было, даже царю, о чьей-либо смерти – это тяжелая повинность, а для Жуковского это, как он пишет, прекрасный час в жизни, который он никогда не забудет. Тот, кто может такое придумать и написать, – человек просто мерзкий. Мерзкий и отвратительный.
Лидия взмахнула кулаком и сморщила носик.
– Лида, это все так, но мы должны попытаться извлечь из этого лживого и неприятного письма то, что поможет нам разобраться, что же произошло в действительности. Полагаю, можно с большой степенью уверенности говорить, что Жуковский замешан в преступлении, знает, кто и как его совершил, и пытается прикрыть настоящего убийцу или убийц.
– Да,
36
Пушкина (Гончарова) Наталья Николаевна (1812–1863) – русская дворянка, супруга А. С. Пушкина.