Кенгуру на фресках. Александр Павлович Никишин
здесь—нечто особенное.
Две луны, обращающиеся вокруг этого мира имеют абсолютно антагонистические фазы. Если у одной новолуние, то вторая пребывает в состоянии полнолуния. Убывающая фаза одной компенсируется растущей фазой другой. Таким образом, ночи здесь всегда освещены равномерно благодаря такому астрономическому явлению. Это влияет, конечно, на количество и длину теней, но не на освещенность.
Стоит сказать, что здешние ночи для глаз землянина с темнотой не связаны никак. По ночам светло как в земной полдень, только отраженный свет, падающий с лун холоден. Но это лишь иллюзия холода. О нем здесь понятие относительное.
Летней ночью температура воздуха здесь чуть меньше сорока, что считается по местным меркам прохладой. Зимой бывают падения температуры до плюс пятнадцати, что воспринимается местными как воистину трескучие морозы.
Ко всему этому никак нельзя пренебречь существующей здесь цивилизацией.
Здесь обитают гуманоиды, достигшие в общественном развитии, если брать земные исторические аналогии, уровня позднего средневековья. По крайней мере, в этих местах. Они уже вовсю пишут картины, изобрели печатный станок и начали обзаводиться огнестрельным оружием. Короче говоря, имеют все предпосылки для ренессанса и реформации. Последняя, кстати, здесь не помешала бы
Я, правда, не очень разбираюсь во всех их культурных особенностях, так как не совсем понимаю их письменность. В её основе лежит иероглифика, а иероглифы даются мне трудновато. Я еще могу прочесть объявления и указы, которые развешивают тут на столбах, но одолеть местную, в основном богословского содержания, литературу пока не в силах. Хотя, по-моему, пишут они её не на родном языке, а, верно, используют собственную «латынь».
Тем не менее, объявлений и указов, прочитанных мной, вполне хватило, чтобы сделать множество выводов относительно здешнего мироустройства. В целом, они неутешительны. Ксенофобия цветет махровым цветом. Гуманистические идеалы только формируются в зачаточное состояние. Право сильного торжествует повсеместно. Все время идет война.
В этой местности, изобилующей карстовыми пещерами, служащих мне и домом и убежищем, военных действий, как таковых, не ведется. Но война видна потому, что мимо время от времени проходят ватаги вооруженных людей. Лощеные и закованные в броню рыцари, чьё достоинство выше того, чтобы опуститься до использования в бою огнестрельного оружия. Разномастные и оборванные наемники, холящие свои аркебузы и пренебрегающие холодным оружием. Королевские гвардейцы в цветастых мундирах с неимоверным обилием пуговиц, на которые пристегивают все, что угодно. Говорят, что фехтуют они хуже первых и стреляют хуже вторых, но это не мешает им громить, во славу Его Величества, и тех и других с равным успехом. Прочий, чем попало вооруженный и трудно поддающийся опознанию сброд – то ли что-то вроде ополчения, то ли местный штрафбат, то ли аналог местных казаков.
Все они, проходя, зачастую становятся лагерем на ночлег.
Из