Кенгуру на фресках. Александр Павлович Никишин
молодец.
– Ты хочешь сказать…? – осеняет меня догадка.
– Да, дорогуша, я прошу для себя. И заработаешь, и комфорт рыцарский, и ночь будет свободна.
Я озадаченно молчу. Как низко пали нравы в этом королевстве.
– Ну, что молчишь, дура!? Или я кликну другую.
– Четверть часа? – Обретаю я дар речи. – Хорошо. Но если нас застанут? У господ рыцарей крутой нрав.
– Не застанут, – уверяет паж. – Господин на военном совете. Это надолго. Поверь моему слову.
– С каких это пор можно верить слову неблагородного?
– Не дерзи, дорогуша. Слуга, отдавший жизнь за своего господина, считается благородным.
– Никогда не пробовала с покойником, – подначиваю я его.
– Поверь, уж недолго осталось,– паж совершенно не обращает внимания на мою колкость. Нас обложили со всех сторон. Никаких шансов… Господа рыцари совещаются, как подороже продать свои жизни. Завтра мы идем на смерть.
– Мы? – я стараюсь, но в интонации вопроса все равно звучат нотки иронии. Никак не могу уяснить себе, что до той поры, когда здесь женщину будут считать более менее человеком, должно пройти несколько веков.
– Если ты не заткнешься, я изуродую тебе лицо! – Кинжал, блеснувший в его руке, под стать сверканию гнева в его глазах. – Меня посветят в рыцари на рассвете, но это, шлюха, не твое дело. Так ты идешь со мной?
Кинжал исчез. Вместо него в руке блестят монеты. Я согласно киваю, и монеты с легким звоном ссыпаются мне в ладонь.
Да уж, действительно, плохи их дела, если оруженосец ведет гулящую девку в шатер своего господина. Насколько я разбираюсь в местных обычаях, ему, по рангу, дозволено спать лишь на пороге, да и то не всегда внутри.
Бедняга, его угораздило родиться благодаря праву первой ночи. Из-за этого его до седых волос продержали в пажах-оруженосцах и возведут в долгожданный рыцарский сан лишь потому, что понадобились смертники, которые не разбегутся, когда станет действительно горячо. Расчет циничен и верен. Человек, который долго ждал и дождался, какое-то время совершенно перестает себя беречь. Однако, этот «мальчик-паж» решил урвать блага своего грядущего рыцарства авансом. Чтобы загодя примерить на себя рыцарское достоинство одного себя недостаточно.
Я проскальзываю внутрь шатра. Здесь освещение – лишь две лампадки, которые горят, как бенгальские огни. По местным понятиям – интимный сумрак. Тем лучше для меня: я все вижу, а меня не совсем.
Великовозрастный паж оставил факел снаружи, воткнув в землю перед порогом, чтобы не беспокоили. Он вглядывается в меня, пытается рассмотреть, но для него темновато.
В шатре – истинное логово мужчины. Причиндалы походного быта свалены в несколько куч. На первый взгляд беспорядок, но каждая куча строго функциональна. В этой куче одежда, в другой лошадиные седла, попоны и сбруя, в третьей вроде бы утварь, скатерти, полотенца. Лишь оружие и доспехи, аккуратно зачехленные, разложены в строго регламентированном порядке, с правой стороны от входа.
Жители этой планеты,