Наш дом и сад в начале века… (Русская пьеса). Дон Нигро
сможет удержать вас от писательства, если вы действительно не можете не писать. Но если вы думаете, что писательство сделает вас счастливой, вы дура. А если вы думаете, что написанное вами осчастливит кого-то еще, вы безумны.
АНЯ. Но писательство делает меня счастливой. Шекспир делает меня счастливой.
НИКОЛАЙ. Шекспир? Да кого может осчастливить Шекспир? Люди переодеваются в костюмы других людей, а потом не узнают друг друга. Какими глупцами должны быть эти люди? Или все они близорукие? Если бы кто-то надевал очки, половина его пьес заканчивалась бы в первом акте. Люди душат друг друга и отрубают руки. Ну, право же. Не театр, а кладбище. Какое-то время это может привлекать, но скоро становится ясно, что это чушь, как и все остальное. Все писательство – чушь.
АНЯ. Писательство – не чушь. Писательство – это жизнь, радость и надежда.
НИКОЛАЙ. Даже жизнь, радость и надежда на самом деле не жизнь, радость и надежда. Они – смерть, страдания и отчаяние, какими их видит идиот. Ну вот, я чуть ли не цитирую Шекспира. Верный признак того, что в голове у меня никогда не было оригинальных мыслей. Обычно я лучше это скрываю, но я не сплю многие недели, а когда удается задремать, мне тут же снятся жуткие кошмары о супе из бычьих глаз, и суп этот смотрит на меня. Идеальный образ русского искусства: бычьи глаза, таращащиеся из супа. Или я иду по лугу с густой, сладко пахнущей травой, и нахожу скелет лошади, совершенно выбеленный, и вижу вдали мельницу с вращающимися лопастями, и внезапно осознаю: Бог идет, чтобы убить меня. Я чувствую Его в ветре. Такова участь писателя. Есть суп, который смотрит на тебя, и ждать в чистом поле, пока Бог подойдет и убьет тебя. (Пауза). Я вас разочаровал.
АНЯ. Нет.
НИКОЛАЙ. Да, разочаровал. Что ж, если хотите стать писательницей, привыкайте. (Пауза. Он смотрит на нее). Послушайте. На самом деле вы не хотите писать. Вы только думаете, что хотите. Писательство может привести лишь к страданиям.
АНЯ. Вероятно, да.
НИКОЛАЙ. Я вас расстроил. Вы плачете.
АНЯ. Все хорошо. Я иногда плачу. Это ничего. Я слишком эмоциональная. Всегда была. Я пытаюсь быть более отстраненной и рассудительной, как Катя, но не могу. Наверное, это плохо для писателя, принимать все близко к сердцу.
НИКОЛАЙ. Я прилагаю максимум усилий, чтобы заставить женщин плакать в театре, но по-настоящему успешен в этом только в реальной жизни.
АНЯ. Я плачу и когда счастлива. Просто во мне так много всего, что я не знаю, как это уместить. Летом я сижу в этой беседке с книгой, слушаю шум дождя и переполнена счастьем, надеждами и страхом. Я хочу побывать везде, увидеть и переделать все, но потом думаю – нет, на самом деле я этого не хочу. В действительности я хочу оставаться здесь, дома, до конца моих дней, в этом месте, которое я так отчаянно люблю, где чувствую себя в полной безопасности, в саду моего отца, свернуться клубочком в объятьях моего мужа, который хороший человек и любит меня, заботится о наших детях, учит их читать, с кем они чувствуют себя счастливыми и любимыми, и читать все, и писать каждый день