Крест и посох. Валерий Елманов

      Выглянув в коридор, он громко предупредил дежурившего Епифана, чтоб глядел в оба, зрил в три и никого к ним с воеводой не пускал, после чего плотно прикрыл дверь и, вернувшись к Ратьше, таинственно произнес:

      – А ведь ты, сам того не ведая, угадал, воевода, – и принялся рассказывать о нелегких испытаниях, выпавших на долю… княжича Вячеслава.

      Поначалу Константин решил изложить все это в форме былины или сказки. Дескать, давным-давно, лет десять назад, в глухую осеннюю ночь постучался к нему в терем неведомый странник, который держал за руку…

      Однако вовремя припомнив, сколько длилась опала старого воеводы, сориентировался по наиболее подходящим срокам и все переиначил. Пусть будет попроще, но и потуманнее, а в качестве оправдания своим недомолвкам всегда можно сослаться на клятву молчания, которую он дал.

      Излагал Константин недолго, но суть Ратьша уловил. Сопляк-то, оказывается, княжич-изгой.

      Правда, имя его отца, равно как и то, где правил его дед, осталось для воеводы загадкой, но воспринял это Ратьша, как и предполагал Константин, с полным пониманием – князь же поклялся молчать, что будет хранить в тайне происхождение юноши, дабы могущественные враги не прознали, что он жив.

      Разумеется, сразу после этого разговора сам Вячеслав был соответствующим образом проинструктирован Константином, причем переменами в своей родословной остался… недоволен.