Всё помнят города. Адита Сигорян
«Была пустыня Гоби морем, и в нём ходили корабли. Их тихой гаванью был город ургутский Киндикутшари…».
– Э, ты мне зубы-то не заговаривай! – прервал его Нил Иванович. – Документы с собой?
Кинди достал из тряпичного кошелька, висевшего у него на поясе, два паспорта – российский и заграничный, и протянул лейтенанту.
– Тебя что, в честь города из песни назвали? – удивился тот, листая страницы паспорта.
– А Вас, в честь реки? – улыбнулся Кинди.
– Холост, в армии не служил, босой, в простыне гуляешь по городу, – рассмеялся Волюка.
– Гусеница тоже заворачивается в саван и он же становится пелёнками мотылька, – пояснил ему Кинди. – Эти одежды имеют особый сакральный смысл. Когда мы уходим из мира страстей, нас снова заворачивают в пелёнку, провожают, в чём встретили при рождении. Но умереть для мира и значит родиться духовно! Это саван бренной плоти и пелёнки освобождённой души.
Волюка лишь поморгал глазами в ответ и глянул, на всякий случай, нет ли где на этой оранжевой простыне больничной печати с номером отделения. Не найдя таковых, он задумчиво надкусил бутерброд и сдержал усмешку.
– Так ты из этих, что ли, которые хари-хари? – предположил он, вернув юноше его документы. – Ну пойдём, я тебе свои шлёпанцы дам, у меня вроде были…
Он кивнул в сторону милицейской будки.
– Благодарю, – отказался тот. – Но путь в Шамбалу нужно пройти босиком, безропотно принимая всё, что тропа стелет под ноги. Если осознаёшь себя душой, а не мешком из кожи с костями…
– Ладно, дело твоё, – пожал плечами Волюка и снова надкусил бутерброд. – Покажи хоть какой-нибудь фокус, раз ты факир. А то мне у себя в скворечнике сидеть до того скучно!
Я помню, в детстве Кинди мог проращивать семена в ладонях и мне было интересно, не утратил ли он свой талант. Я принёс ему по ветру семечко клёна и, заметив его, тот понял меня без слов.
– Хорошо, пойдём в твой скворечник, – кивнул он Волюке, взяв семечко в руку.
Интересно было наблюдать за ними сквозь окна милицейской будки.
Кинди не только не утратил, но и взрастил в себе этот дар, в чём я был рад убедиться. Глядя на то, как молодые тонкие корешки оплетают пальцы просветлённого странника, а над его раскрытой ладонью распускаются листья маленького ростка, Нил Иваныч Волюка даже бутерброд в изумлении выронил.
– Заливная камбала! – поражался он, не сводя глаз с росточка. – Как ты это делаешь?
Потом он, не глядя, подобрал бутерброд с пола и вопросительно посмотрел на Кинди.
– Мир полон энергии, – пояснил тот, видя его непритворное удивление. – Живительная прана – лишь одна из многих его составляющих. Праной питается всё, что тянется к свету, растения, животные, люди и даже могучие горы.
– Горы растут? – удивился Волюка.
– Конечно, – кивнул ему Кинди. – Растут и разрушаются тоже. Есть и другая, не менее питательная энергия разрушения, обратная пране. Она зовётся гаввахом и ей питаются тёмные сущности