Обида. Эллаида Светлова
просто спокойно объяснял. Вероятно, это должно было еë успокоить, тем не менее не успокоило. С каждым словом кипящая злость поднимала градус. «Их здравый смысл был тяжелей увечья» промелькнули в Катиной голове любимые строки Пастернака, пока Хасан «калечил» ее разумом. – Под обрывом нырял несколько раз, там приличная глубина, дно ровное, даже кораллов нет, один песок. При любом раскладе разбиться мы не могли, а утонуть… (взгляд на долю секунды затуманился воспоминаниями, судя по всему, приятными) утонуть легче в нашей ванне, чем здесь. Слишком солëная вода, мне пришлось погружаться с тяжелым…
Она не дала ему договорить.
– Значит, это не спонтанное решение, это хорошо продуманный… Стой! – внезапно прервала она себя, увидев, что он собирается выходить. – «Стоооййй!» – подхватило эхо командный призыв. – Я сказала, не подходи ко мне, – тоном легко можно было забивать сваи. «Яя сказаалааа, нее подхооодиии кооо мнеее», – немного мягче понеслось над водой.
Хасан остался слеп и глух к еë отчаянным попыткам заякорить его среди корявых валунов, да и звуковые эффекты, похоже, лишь позабавили его, – улыбка на пару секунд едва не коснулась ушей, из груди вырвался хохоток.
Пена заструилась шлейфом новобрачной, когда он двинулся с места. Желая удержать заблудшего Аполлона, она цеплялась к футболке, потом к синим плавательным шортам, оттягивая их сзади, прижимая спереди, выдавая, может, не такое уж тайное желание, но, в конечном счете, сдалась, недовольно шипя, вернулась к береговым стражам, – конечно, далеки от красоты, зато всегда рядом.
Катерина не могла видеть себя в данный момент, однако понимала: что-то в еë облике в равной мере вызывает у Хасана умиление и раздувает еще не погасший дикий огонь. Безотчëтно она плотнее сомкнула губы, попятилась задом, одергивая вниз майку. Полукеды вновь принялись бороздить песок, пока дрожащие ладони не упëрлись в прохладное шершавое нëбо мнимой пасти. Сейчас сближение с Хасаном стало особо опасным. Обида и вожделение в союзе с нежностью устроили в женской душе кровавую поножовщину. Стараясь скрыть побоище, Катя облачилась в доспехи цинизма. Нужно было вывести Хасана из равновесия, посеять досаду – ничто так не питает негативные эмоции, как подобные им отрицательные чувства.
– Как мы будем отсюда выбираться, умник, ты подумал? Сегодня лодки нет, а ты ведь знаешь, что я до смерти боюсь плавать на глубине, тем более рядом со скалами, – слова вылетали как пули из хорошо прочищенного ствола пулемета. – Или ты пещеру тоже исследовал? Спелеолог! Может, она под свет твоих лучезарных глаз выведет нас к домику? Или у тебя там спрятан фонарик? – указательный палец нацелился на натянутую в развилке ног ткань, – Кстати, у меня клаустрофобия. А может, ты предложишь мне покорить утëс? – Она вскинула подбородок, прядь длинной чëлки упала на лоб, Катя небрежно заправила еë за ухо. – Альпинист. – (Для убедительности ей не хватало презрительно плюнуть ему под ноги). – Полагаешь, шнурка