Собрание повестей и рассказов в одном томе. Борис Васильев
искаженное яростью лицо Сальникова:
– Подорвали, гады! Стену подорвали!
– Где капитан? – Плужников вырвался. – Капитана не видел?
Сальников, надсадно крича, бил злыми короткими очередями в развороченное окно. Там, в дыму и пыли, мелькали серые фигуры, сверкали огоньки очередей. Плужников метнулся в задымленный первый этаж, споткнулся о тело – еще дышащее, еще ползущее, еще волочившее за собой перебитые ноги в распустившихся, окровавленных обмотках. Упал, запутавшись в этих обмотках, а когда вскочил – разглядел капитана. Он сидел у стены, крепко зажмурившись, и по его обожженному, кроваво-красному лицу ручьями текли слезы.
– Не вижу! – строго и обиженно кричал он. – Почему не вижу? Почему? Где лейтенант?
– Здесь я. – Плужников стоял на коленях перед ослепшим командиром; опаленное лицо казалось непомерно раздутым, сгоревшая борода курчавилась пепельными завитками. – Здесь, товарищ капитан, перед вами.
– Патроны, лейтенант! Где хочешь достань патронов! Я не вижу, не вижу, ни черта не вижу!..
– Достану, – сказал Плужников.
– Стой! Положи меня за пулемет. Положи за пулемет!..
Он шарил вокруг, ища Плужникова. Плужников схватил эти дрожавшие, суетливые руки, почему-то прижал к груди.
– Вот он – я. Вот он.
– Все, – вдруг тихо и спокойно сказал капитан, ощупывая его. – Нету моих глазынек. Нету. Патроны. Где хочешь! Приказываю достать!
Он высвободился, коснулся пальцами голого, мокрого от слез лица. Потом правая рука привычно скользнула к кобуре.
– Ты еще здесь, лейтенант?
– Здесь.
– Документы мои зароешь. – Капитан достал пистолет, на ощупь сбросил предохранитель, и рука его больше не дрожала. – А пистолет возьми: семь патронов останется.
Он поднял пистолет, несколько раз косо, вслепую потыкал им в голову.
– Товарищ капитан! – крикнул Плужников.
– Не сметь!..
Капитан сунул ствол в рот и нажал курок. Выстрел показался Плужникову оглушительным, простреленная голова тупо ударилась о стену, капитан мучительно выгнулся и сполз на пол.
– Готов.
Плужников оглянулся: рядом стоял сержант.
– Отбили, – сказал сержант. – А доложить не успел. Жалко.
Только сейчас Плужников расслышал, что стрельбы нет. Пыль медленно оседала, виднелись развороченные окна, пролом стены и бойцы возле этого пролома.
– Три диска осталось, – сказал сержант. – Еще раз подорвут – и амба.
– Я достану патроны.
Плужников вынул тяжелый «ТТ» из еще теплой руки капитана, положил в карман. Сказал, вставая:
– Документы его зароешь, он просил. А патроны я принесу. Сегодня же.
И пошел к оконной нише, возле которой расстался с везучим Сальниковым.
В нише никого не было, и Плужников устало опустился на кирпичи. Он не попал под взрыв, не отбивал немецкой атаки, но чувствовал себя разбитым. Впрочем, чувство это давно уже не покидало его: он был много раз оглушен, засыпан, отравлен дымом и порохом, и