АПАТРИД. Артем Головин
оказалось, не напрасно. Виктор жил теперь наверху, над камерой Арсена. Скользнув по канату, он и еще трое его шавок двинулись было к койке Арсена, где он уснул после прибытия из санчасти.
– Не пройдешь, Виктор, «Наган» наказал ждать до схода. Осади, и своим скажи, мы не с пустыми руками, – проронил один из «особистов», с соседней камеры, показав тому заточку. Виктора и его бойцов окружили человек двадцать.
– Вы что, совсем рамсы попутали*, за черножопого мне предъяву* делаете? Давил их, – гадов и давить буду, и «Наган» мне не указ, – процедил сквозь зубы Виктор, вновь делая попытку прорваться. И в этот момент свалился, как подкошенный, от удара одного из столпившихся.
– Ты тут не беспредельничай, на зону же в Россию попадешь. Там за все спросят, и за пацана этого тоже. А вечером, сука, за общак разговор будет, готовь задницу, – обычно тихий Осип нервно потирал кулаки, – за все спросим, и за молодняк «опущенный» тобой по беспределу тоже.
Поздно вечером в хате собралось человек тридцать из отсидевших различные сроки и имеющих определенный вес в криминальном мире. Оставили Арсена, и Линарда-как старшего хаты, и еще человек шесть «молотобойцев», как их называли, с Малышом в их числе.
– Вы играли на сигареты, сколько ты выиграл? – спросил «Наган» у Арсена.
– Много, около четыреста пачек. Сначала он проиграл сорок. Когда ему принесли баул с сигаретами на игру, я узнал баул, сам его пустым к вам в хату посылал, когда посылали прогон по хатам, да и откуда у него столько, явно сигареты с «общака» были. Только я сказать тогда ничего не мог, он хотел отыграться, и я должен был играть. У него и тогда и сейчас
*попутать рамсы – уличение игрока в жульничестве
*предъява – тюрем. обвинение заключенного в каких либо компрометирующих его поступках или действиях, не соответствующих тюремному закону
дерьмо кипит внутри, голова не работает, а только слепая злоба. Не могу понять только на что, – я с ним незнаком, дорогу ему нигде не переходил, женщин его не знаю и не трогал, ничего не должен. И если имеешь ко мне претензии, давай погорим, как мужики, а не с толпой и во сне, как шакалы, – обратился Арсен к Виктору.
– Мы с тобой давно знакомы, и я тебе скажу, – ты «скурвился», залез в общак, занялся беспределом. Тебя на зоне все равно заточка достанет, а сейчас со своими дружками «ломитесь» из хат, вам с нами за одним столом больше не сидеть. Баста., – изрек «Наган», угрожающе взглянув на Виктора. На вечерней проверке семеро вышли с матрацами в коридор. Проверяющий даже не взглянув на них, провел перекличку.
Наступил ноябрь 1991 года. Арсен получил извещение о дате судебного заседания. Прошел год со дня его задержания, и надежда на скорое освобождение не покидала его все это время. Он за время пребывания в тюрьме много читал, беря книги из тюремной библиотеки, немного выучил латышский, и теперь в багаже его знаний было уже пять языков. Неуемная жажда к действиям и горькая обида на судьбу за незаслуженную потерю года жизни,