Голец Тонмэй. Андрей Кривошапкин
подал голос: «Отец Тонмэя, а почему ты гонишься за абага?» Ичээни помолчал, потом ответил: «Медведи, как люди, разные. Есть добрые, есть и злые. Мой абага, за которым хожу, злой. Из-за него мы все осиротели. Разве забыли, как он расправился с моим отцом? Если зверь почувствует, что мы его боимся, то он совсем обнаглеет. В открытую пойдет на вас, зная, что вы бессильны перед ним. Я хочу и за отца отомстить, и вас оградить. Ясно, дети?»
Медведь не сразу понял, что попал в западню. Поначалу надеялся, что как-нибудь выкарабкается. Бывало, за свою долгую жизнь не единожды попадал в передряги похлеще. К счастью, обходилось. Дожил-таки до старости. Сердито урча, обошел полутемный каньон. Вокруг сплошные стены… Зверь оторопел… Вмиг позабыв о боли в костях, заметался. Глубоко сидящие глазки загорелись злым огоньком. Раз за разом, кидался на выступы, но падал вниз. В отчаянии ревел, клыками начинал грызть камни. Выбившись из сил, замер на дне каньона. Из глаз потекли слезы… Словно опомнившись, вскочил на задние лапы, свирепо зарычал и в отчаянии упал на камни. Его била дрожь. Вряд ли он предполагал, что вот так нелепо закончится его жизнь. Немного передохнув, снова попытался выбраться. Все тщетно. Не за что зацепиться.
В течение долгой жизни еще ни разу не попадал он в такую западню. И раньше за ним не раз гнались двуногие со злыми собаками. Бывало, рвал собак, безрассудно кидавшихся на него, и уходил.
Во время брачных смертельных поединков отчаянно дрался с другими самцами. Всякое бывало. Одних одним-двумя ударами пускал в бегство, других рвал беспощадно. Попадались самцы посильнее его. С ними отчаянно дрался насмерть. Не отступал. Бился бесстрашно, не давая передышки врагу. И добивался своего, соперник уходил. В окрестностях здешних гор и говорливых рек живут подросшие его потомки, иные уже стареющие, со своими давно зажившими шрамами на мордах. В периоды гона, бывало, пересекались их пути-дороги с медведем-родителем. Даром эти звери не говорят, а при любой ситуации признают медведя-прародителя. Без боя уступали ему самку. Не зря про таежных медведей жива молва об их уме, хитрости и, как ни странно, справедливости. Видно, сама природа наделила их такими удивительными качествами.
…В конце концов медведь обессилел, пытаясь покорить каменную стену. Откуда появился этот каньон, зверь не мог припомнить. Сколько раз гроза грохотала над Гольцом, ударяя о камни огненными молниями, но ни разу не попадал он в такую западню. Не мог же дикий зверь понять, что каньон образовался после небольшого землетрясения. И он угодил сюда сам, будто желая в темном сыром каньоне окончить свой век и навсегда попрощаться с белым светом, незаходящим солнцем, таежной ширью и могучим Гольцом, со склонов которого простирался необъятный мир в вечной своей красе…
С утра Ичээни был в хорошем расположении духа. Быстро попил чай, поданный женой Айсач. Немного поел мяса. Взглянул на спящего сына Тонмэя и молча улыбнулся. В этой улыбке вся его любовь к сыночку. Жене Айсач ничего не сказал.
– Берегись, Ичээни. Помни