Ингрид. Георгий Андреевич Данилов
свою самодостаточность.
Может показаться, что я отношусь к категории сумасшедших домоседов-аутистов, которым дай волю, так они и вовсе перестанут из дома выходить. Это не так. Я люблю улицу, люблю ходить пешком, наблюдать за прохожими, рассматривать желтые витрины магазинов и думать. О чем я думаю? Да ни о чем серьезном, мысли хаотично блуждают в голове то загораясь яркими вспышками, то угасая. Иногда я представляю, что вдруг стала известной актрисой и мои бывшие одноклассники незамедлительно осознают свою ничтожность по сравнении со мной. Нередко я тайно совершаю подвиг, о котором как бы случайно становится всем известно, в том числе и одноклассникам. Однако, чаще всего никаких конкретных мыслей нет, я пытаюсь поймать комфортное состояние, если так можно сказать, точнее не упустить его. Нередко мне это удаётся, тогда я погружаюсь в теплую атмосферу душевного уюта и прогулка затягивается. Нет в этом всем никакого тайного смысла или цели, мне просто так нравится.
Увлечение прогулками тянется у меня с детства, когда в поисках так называемых порталов, я пешком накручивала километры городского пространства. Порталами я для себя называла места, в которых ощущение необъяснимой странности и эмоционального подъема достигало максимальной точки в моем сознании. По другому своё восприятие этих мест, мне объяснить вряд ли получится. Как ни странно, больше всего меня привлекали кладбища, где я могла находиться часами. Надгробные фотографии со скудным сюжетом давали огромную почву для моих фантазий. Я обожала всматриваться в глаза людей, чей земной путь давно закончился, рассматривать одежду, элементы попавшего в кадр интерьера, представлять их жизнь, думать о судьбах, о том, что все они перестали существовать, их время навсегда остановилось где-то там далеко по другую сторону действительности. Эти странные надгробные окошки в чужое прошлое завораживали меня. Целый мёртвый город, состоящий из поколений людей, живших когда-то в моем милом Эльблонге безмолвно смотрел на меня выразительным черно-белым взглядом тысяч пар глаз. Они ходили по этим же улицам, переживали, радовались и как я о чем-то думали. Наверное многие из них знали друг друга, а теперь они здесь… Мог ли себе представить какой-нибудь покупатель газет в ларьке у дома напротив, что будет лежать в могиле пососедству с продавщицей тех самых газет, которая на протяжении десятка лет улыбалась ему каждое утро и желала доброго дня? Как бы он посмотрел на нее зная об этом? Эти мысли будоражили сознание и вводили меня в необъяснимый ступор, в котором я зачем-то пыталась разобраться.
Однажды, стоя за густой туей, я наблюдала за старушкой, которая пришла навестить могилу своего мужа. Рядом с могилой было оставлено пустое место для второго захоронения, как это нередко бывает по желанию родственников, которые хотят быть похоронены рядом с близкими людьми. Очевидно, что старушка приготовила это место для себя. Сидя на холодной мраморной скамье, она рассказывала мужу про их дочь, о том, что та