Комната Джованни. Джеймс Артур Болдуин
в тот вечер народу в баре было больше, чем обычно, стоял ужасный гам. Собрались все завсегдатаи, и пришло много случайных посетителей, некоторые из них смотрели по сторонам с интересом, а другие так просто таращили глаза от изумления. Присутствовали также три или четыре шикарные парижские дамы, они сидели за столом с жиголо или любовниками, а может, просто с кузенами. Дамы были приятно оживлены, а кавалеры, напротив, чувствовали себя не в своей тарелке. Пили в основном дамы. Как и в другие дни, здесь были солидные мужчины с брюшком и в очках, в их алчных глазах подчас мелькало отчаяние, были и стройные, худые юноши в плотно обтягивающих джинсах. О них трудно было сказать, чего они здесь ищут – денег, крови или любви? Юнцы без устали кружили по бару, выпрашивая выпивку или сигарету, в их глазах можно было одновременно прочесть ранимость и жесткость. Не обошлось здесь и без les folles[6] – всегда по-клоунски одетых; они трещали, как сороки, рассказывая во всех подробностях последние любовные приключения – судя по всему, их похождения всегда были веселыми. Иногда кто-нибудь из них врывался поздно вечером в бар с сенсационным сообщением, что он – впрочем, они всегда называли друг друга «она» – только что из постели кинозвезды или боксера. Остальные тут же обступали счастливца, и тогда казалось, что стая павлинов раскричалась, оказавшись на скотном дворе. Я с трудом верил, что находятся такие любители, которые захотят лечь с ними в постель. Ведь если мужчине нужна женщина, он предпочтет настоящую женщину, ну а если мужчине нужен мужчина, он найдет себе кого-нибудь получше. Может, поэтому они и верещали так громко. Среди завсегдатаев был один юноша, который, как говорили, весь день работал на почте, а вечером приходил в бар, густо нарумяненный, в серьгах, с высоко начесанными белокурыми волосами. Иногда он надевал юбку и туфли на каблуках. Обычно юноша держался особняком, иногда к нему подходил Гийом, чтобы поддразнить. Говорили, что он очень милый, но мне от вида этой гротескной фигуры становилось не по себе. Ведь выворачивает же людей, когда они видят, как обезьяны поедают собственные экскременты. Думаю, такой реакции могло бы не быть, если б обезьяны не казались пародией на людей.
Этот бар находился практически в моем квартале, и я много раз завтракал в ближайшем кафе – ночные пташки слетались сюда, когда закрывались бары. Иногда я ходил туда с Геллой, иногда один. И в самом баре я тоже бывал пару раз, в один из которых, по рассказам очевидцев, будучи вусмерть пьяным, развеселил гостей, заигрывая с каким-то солдатом. К счастью, я плохо помню события той ночи – все как в тумане, и потому убедил себя, что такого со мной быть не могло даже в состоянии сильного подпития. Но меня здесь знали в лицо и, думаю, спорили, какой я на самом деле ориентации. Словно они были верховными членами какого-то ордена с суровыми законами и, внимательно присматриваясь ко мне, старались распознать по особым, известным только им приметам, есть ли у меня настоящее призвание, могу ли я стать одним из посвященных.
Не сомневаюсь,
Педерасты (