Бад маза Раша. Алексей Вячеславович Никитин
куда это ты спешишь, сынок? Похоже, ты не осознаешь, что вокруг твоей шеи затянулась петля, – широкая ладонь врезалась в крышку стола, едва не оставив вмятину. – Хлоп и вагиной накрылся коп!
Кокбланд напомнил Фрэнку соседского Чихуахуа по кличке Великан Пени. Пени был размером с пени, но обладал яйцами небольшого теленка. И как положено заправскому бычаре, животина являлась ревнивым собственником. Сначала он отвадил от своего двора мух, затем принялся за доставщиков молока и закончил на разносчиках газет. А когда соперников не осталось, Пени взял на карандаш, работавшую на заднем дворе, дереводробилку Фрэнка. На этом славная история Великана Пени со свистом резиновой игрушки подошла к концу. Фрэнк непроизвольно захрипел носом.
– …пенсия? Забудь! – не унимался федерал.
Фрэнк не сдержал ухмылки, а затем и вовсе расхохотался в голос.
– Значит всё, – проскулил Фрэнк, – прощай домик в Сан-Диего?
– Скалься, пока можешь. Да проще дела в моём послужном списке не бывало. Проституток в мотелях и то хитрее душат.
Тонкий как стрела палец Кокбланда угрожающе уткнулся Фрэнку в лицо.
– Эко совпало, шериф просит меня пробить тебя на причастность к русской мафии, а уже через час горемыка отправляется в космос с целым, мать его, экипажем на борту…
– Вы сейчас предъявляете обвинение? – перебил Фрэнк, чем лишь пришпорил зад федерала.
Стремительно ускорив жестикуляцию, Кокбланд резко перешел на крик:
– Прямо с русского космодрома, который эти варвары развернули у нас под носом! И как, скажи на милость, ты собирался выпутаться из этого дерьма?
Стараясь найти такое положение головы при котором моросившая по всему помещению слюна федерала не касалась бы его лица, Фрэнк задумался; он силился понять, являлся ли Кокбланд неумелым новичком или тупарем, окончившим академию ФБР по нижней планке, приговоренный на веки затеряться в сотне офисных кабинок. А судя по толщине папки в менее четверти дюйма и торчавшему из неё уголку белоснежно чистого листа, предъявить ему было нечего. Федерал шёл на полублеф и поднимал пыль, не имев на руках даже личного дела Фрэнка, для которого понадобился бы официальный запрос. Даже фиксировавшая показания камера и та смотрела в серую стену. Весь этот спектакль с самого ареста Фрэнка походил на самодеятельность Кокбланда. «Здесь нечто личное», – едва подумал Фрэнк, как федерал раскрыл карты:
– Он был моим кузеном.
– Он был гнилым копом.
– Сучье племя! – рванул к шее Фрэнка Кокбланд, но быстро осёкся. – Ты не знал его так, как знал его я.
Дудки. Фрэнк хорошо разбирался в людях. И за те шесть месяцев как он убрался от раздражавшей его после контузии хипстерской суеты Боулдера в спокойный как струя мочи старика Вудрок, он неплохо изучил того гнусного типа, земля ему пухом. Отдышавшись, федерал поправил галстук и перешёл на шёпот:
– Как-то я навестил Джефри. Этим же вечером мы надрались в местной рыгаловке… – защелкал пальцами он. – Ну же,