Гатчинский бес. Александр Домовец
спорь, слушай меня…
Желябов с удовольствием чуть ли не впервые за год общения обнаружил, что Виктор способен удивляться. Вон даже бакенбарды ерошить начал, смотрит с недоумением… Желябов приблизил лицо к лицу и продолжал негромко:
– Все должно получиться, слышишь? И все получится. Александру не жить. А вот жить ли после этого партии… не знаю. Просто не знаю. Армия, полиция, жандармерия – все ловить нас кинутся. Встанет ли народ, защитит ли нас? Не уверен. Народ быдло… я знаю. Мерзкое болотное быдло.
– Согласен, – так же негромко откликнулся Виктор.
– И получается, что дело останется незавершенным, – продолжал Желябов. Он сам себе в этот миг нравился: спокойный, властный, всезнающий. Пророк. – Я, может быть, революции не увижу. Но она будет, непременно будет. И если я чего-то не успею, доделаешь ты.
Виктор отодвинулся и внимательно посмотрел на Желябова.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– А вот что…
Желябов поднялся и, разминая ноги, прошелся по кухне. Мельком подумал, что решать мировые проблемы на кухне – исконная русская традиция. Усмехнулся.
– Ты мне нравишься, – наконец сказал он, присаживаясь. («Это намек?» – хмыкнул Виктор.) – Не зубоскаль… Ты человек твердый. Кому я могу оставить партию? Кибальчичу? Он, кроме своей химии, ничем не интересуется. Перовской? Баба, она и есть баба. Кому? Истеричке Засулич? Ну, есть еще кое-какие люди, но именно что «кое-какие»… Если завтра со мной что-то случится, кто сделает дело? Кто Россию вздыбит?
Виктор слушал, прищуря глаза, и понимал, что у Желябова ярко выраженная мания величия. Надо же – вздыбить Россию… Его личные планы были не в пример скромнее. Он хотел убить императора – и только. Были на то свои причины. Однако партия – пусть немногочисленная – это кое-что. На дороге не валяется. И если Желябов, предчувствуя провал, хочет подстраховаться, то он, Виктор, ему в этом поможет. Весь мир взорвать, конечно, не получится. Но хотя бы эту ненавистную, грязную, Богом проклятую Россию…
– Можешь на меня рассчитывать, – спокойно сказал он. – Однако как ты себе это представляешь? В партии меня не знают, я всегда контактировал только с тобой…
Желябов вышел в комнату и вернулся, держа сложенную пополам тетрадку.
– Возьми, – буднично сказал он. – Это список членов партии. Каждый откликается на пароль. Это мой личный пароль. Тебя будут слушаться.
– Что за пароль? – спросил Виктор.
Желябов сказал – на ухо. Виктор высоко поднял брови.
– Вот как… – протянул он.
– Нравится? – спросил Желябов, скалясь. – Вот еще…
Он протянул Виктору мелко исписанный лист бумаги.
– Мы не бедные, – сухо сказал он. – Деньги у нас есть. Пожертвования, эксы и вообще… Это номера счетов в Петербургском кредитном обществе, в филиале Швейцарского банка, во французском «Кредит женераль». Разберешься, не маленький.
– И ты мне все это отдаешь? – спросил Виктор после паузы, пряча лист в карман.
Желябов молчал долго. Долго-долго. А потом вдруг засмеялся.
– Слушай,