Гатчинский бес. Александр Домовец
украшенного знаками орденов, скромную серую визитку, разумеется, не сравнить. Но белоснежная сорочка была свежей и накрахмаленной, вишневый галстук повязан аккуратно, брюки со штрипками в тон визитке отутюжены, а черные штиблеты начищены до блеска. Само собой, в мундире, лосинах и сапогах Сергей ощущал бы себя намного вольготнее. Не зря ведь замечательно сказал сочинитель Козьма Прутков: «Хочешь быть красивым, поступи в гусары». Но уж тут как вышло, так и вышло…
– Хорош, – сказал наконец дядя с оттенком одобрения. Голос был густой, благозвучный. – Вылитый Василий, царствие твоему батюшке небесное. Добрый был брат и офицер храбрый… Как добрался? Устроился?
– Все хорошо, Кирилл Иванович, спасибо вам за помощь, – сдержанно и почтительно произнес Сергей. Про себя он решил, что обращаться к дяде пока что лучше официально. А там будет видно. Малейший оттенок родственной фамильярности сейчас был бы неуместен: уж слишком давно не виделись, и вообще…
– Как там Варвара поживает? Здоровы ли детки? – продолжал Кирилл Иванович.
Сергей только хмыкнул. Варвара-то с детками поживала неплохо. А вот шурина перед отъездом пришлось малость поучить – гусарским кулаком. Почуял, мерзавец, что у жены дядиными щедротами какие-то деньги появились, и попробовал наложить на них дрожащую от пьянства руку. Хорошо, что Сергей в тот момент еще не успел уехать…
– Значит, паскуднику рыло начистил? – сумрачно сказал Кирилл Иванович, выслушав короткий, но яркий рассказ Белозерова. – Это правильно, это хорошо… Не пошла ему впрок моя записка, стало быть. Ну, коли жену не ценит и продолжает скотствовать, тем хуже для него… Он что думал, я с ним шутки шутить буду?
Дядя позвонил в бронзовый колокольчик, и в проеме гигантской, мгновенно распахнувшейся двери возник давешний секретарь.
– Запиши-ка, Севостьян Владимирович, что завтра, в первой половине дня, надобно мне связаться с тамбовской полицейской управой, – велел Кирилл Иванович.
– Тему обозначить изволите?
– Надобно одного человечка в ум привести. Я тебе завтра отдельно продиктую… Да еще доложи в приемную Константина Петровича, что сейчас у меня нужная встреча. Там поймут.
Секретарь выпорхнул, бесшумно прикрыв высокую дубовую створку, а дядя, повернувшись к Сергею, задал совершенно неожиданный вопрос:
– Скажи-ка, племянник, ты еще рисовать не разучился?
Однако… Спроси Кирилл Иванович, не собирается ли племянник податься на службу в Эфиопию, Сергей удивился бы меньше.
Покойная матушка Павлина Александровна еще в девичестве превосходно рисовала. Родись мужчиной, стала бы прославленным живописцем, не иначе. Не бросила она этого занятия и впоследствии, быть может, находя в художественных упражнениях отдушину от супружеской рутины и сельской скуки. Помогала даже отцу Никодиму приводить в порядок старенькую церковь, подновляла библейские картинки на стенах и куполе, тайком добавляя в них что-то от себя.