Оленька, или Завтра было вчера. Наваждение. Игорь Арсеньев
дембель, – неожиданно, с силой потревожила свою «верблюжью лапку», – у-у, красавица!.. И в следующий миг поняла, что так… будет не всегда.
4. Вообще-то… я пришел извиниться
– Вообще-то… я пришел извиниться, – произнес Пастухов, глядя на изумленную, не на шутку, как ему показалось, испуганную Оленьку.
– Мужчина дает, женщина… либо да, либо нет, – сказала отчетливо Оленька, подняв высоко руку для воздушного пируэта.
– Да, хотелось бы извиниться…
– Не стоит.
– А заодно… кое-что прояснить.
– Вы опять напугали меня. Вошли, как… вурдалак… Что на вас? Плащ, который делает конуры человека невидимым? Новая разработка…
– Оленька, вы – вы мне давно, давно симпатичны…
– Это я поняла… – ее всегда раздражал слишком затяжной пубертатный период любых отношений.
– Вчера я прислушался к словам вашего мужа…
– Вчера Илларион был взвинчен и выпил много лишнего.
– Однако я соглашусь, что есть тайна – неординарных, великих открытий. Однако социальные теории ни к чему не ведут. Это проверенно временем. И любого из нас нельзя считать законченным – необходима цель, которой можно оправдать ожидание. Можно возноситься, витать в облаках, бесконечно долго говорить об утилизации вращения Земли вокруг Солнца, о сыворотки от всех болезней, об искусственном выращивании человеческих органов, однако, это ничего не значит и никуда не ведет, если нет разрешения вопроса о судьбе настоящего. Пока есть лишь куколка, из которой со временем разовьется бабочка, совсем не похожая на куколку. Макс Александрович приостановил свою речь. – Оленька, – произнес он, по-мальчишески потирая вспотевший затылок, крепкими как бамбук пальцами.
– Говорите, я вас… слушаю, внимательно слушаю, Максим Александрович.
– Вы не согласны?
– С чем?
– Вам не кажется, что мы приближаемся к эпохе, в которой роль ученого, философа, шамана и художника – объединятся, и, возможно, скоро сольются, как ртутные капли, в личность нового типа?
– Ртуть – ядовитый металл, а я… люблю укладываться животом на коленки к своему парню, снимать трусики и чувствовать его горячие шлепки на своей заднице. Оленька плохо соображала – в то время, когда ее муж, Илларион, слушая, церковное пение, светился, будто оловянный солдатик – пылал в горниле, как ему казалось, адского пламени…
Лето. Эльфа Францевна давным-давно обрусевшая немочка привезла погостить шестилетнего сына Иллариона и старшую сестру Ингу в старинное поселение. Хутор, что расположился в обычном по тем временам порядке неподалеку от Йыхви – небольшого города в северо-восточной части Эстонии, был неподалеку от имения мелкопоместного дворянина и, соответственно, прадеда – Франца Ивановича Грюнвальд. Вокруг налаженное веками хозяйство, а с ним непривычная, деревенская вольница, казалось, бескрайних