Люди сороковых годов. Алексей Писемский
в кресло, часто и подолгу смотрела на Павла, как он вертелся и финтил перед совершенно спокойно державшею себя Мари.
Однажды он, в волнении чувств, сел за фортепьяно и взял несколько аккордов.
– Ты играешь? – спросила его Мари, уставив на него с некоторым удивлением свои голубые глаза.
– Играю, – отвечал Павел и начал наигрывать знакомые ему пьесы с чувством, какое только было у него в душе.
Мари слушала.
– Ты очень мило играешь, – сказала она, подходя и опираясь у него за стулом.
Павел обернулся к ней; лица их встретились так близко, что Павел даже почувствовал ее дыхание.
– Но ты совсем музыки не знаешь: играешь совершенно без всяких правил, – проговорила Мари.
– Зачем тут правила!.. – воскликнул Павел.
– Затем, что у тебя выходит совсем не то, что следует по нотам.
Павел сделал не совсем довольную мину.
– Ну, так учите меня! – сказал он.
– А ты будешь ли слушаться? – спросила Мари с улыбкою.
– Вас-то?.. Господи, я скорей бога не послушаюсь, чем вас! – проговорил Павел.
Мари при этом немного покраснела.
– Ну, вот давай, я тебя стану учить; будем играть в четыре руки! – сказала она и, вместе с тем, близко-близко села около Павла.
Он готов был бы в эти минуты всю остальную жизнь отдать, чтобы только иметь право обнять и расцеловать ее.
– Ну, начинай! – продолжала Мари.
Павел начал, но от волнения, а также и от неуменья, безбожно ошибался.
– Это нельзя! – сказала Мари, останавливая свою игру. – Ты ужасно что такое играешь!
– Вы никогда не будете в четыре руки играть верно! – вмешалась в разговор Фатеева.
– Отчего же? – спросила, обертываясь к ней, Мари.
– Оттого, что твой кавалер очень пылко играет, а ты очень холодно.
В тоне голоса m-me Фатеевой слышалось что-то особенное.
– А вы, chere amie, сегодня очень злы! – сказала ей Мари и сама при этом покраснела. Она, кажется, наследовала от Еспера Иваныча его стыдливость, потому что от всякой малости краснела. – Ну, извольте хорошенько играть, иначе я рассержусь! – прибавила она, обращаясь к Павлу.
– Я все готов сделать, чтобы вы только не рассердились! – сказал он и в самом деле проиграл пьесу без ошибки.
Мари, перестав играть, несколько времени сидела задумчиво.
– Знаешь что, – начала она неторопливо, – мне мой музыкальный учитель говорил, что музыка без правил все равно, что человек без ума.
– И ваше такое же мнение? – спросил ее Павел.
– И мое такое же, – отвечала Мари с своей обычной, доброй улыбкой.
– Ну, в таком случае, я буду играть по правилам, – сказал Павел, – но только вы же меня и учите; мне не у кого брать уроки.
– Хорошо! – произнесла Мари протяжно, и действительно после того они каждый вечер стали заниматься музыкой часа по два.
Павел, несмотря на