Наследники Мишки Квакина. Том III. Влад Костромин
саду. Жадно сожрали добычу.
– Мы как партизаны, – довольно сказал Пончик. – Спрячь ведро, пошли на парад.
Маршировали по асфальту от общежития, мимо столовой и правления, вдоль липовой аллеи до самого клуба. Там развернулись и прошли обратно до общежития.
– Вот они – «высокие чувства»: патриотизм и гордость за Победу, – глядя на наше шествие, патетически заявил отец, звучно высморкавшись в переходящий красный вымпел, который часто таскал вместо носового платка. – Наша Победа над немецко-фашистской Германией во всей красе!
После парада, прихватив ведро, я пошел домой. Многие отравившиеся несколько дней страдали поносом. Медичка заподозрила дизентерию. Мнительная мать несколько дней окуривала дом вонючими травами, чтобы убить микробы.
Доброта
– Раньше люди добрее были, – отец величественно закусывал соленым огурцом бренди «Слянчев бряг», – отзывчивее, как говорится, душевнее. Мы счастливы жить в одно время с вами, дорогой Леонид Ильич, – продекламировал с чувством.
– И не говори, – поддержала мать.
– Ладно, душеполезную беседу провел, апч-хи, – оглушительно чихнул. Плафон под потолком вздрогнул и закачался. – Теперь пора, как говорится, провести процедуры личной гигиены. Валь, что у нас там по графику?
– Надо ногти на ногах постричь, – сказала мать, сверившись с висевшем на стене перекидным календарем, – а то уже за палас цепляются.
– Это верно, – отец степенно встал, – за мной, дети мои.
Переглянувшись, мы понуро потащились навстречу пугающей процедуре. Ногти нам на ногах он рубил зубилом на украденной из кузницы большой наковальне.
– Мне в вашем возрасте овечьими ножницами ногти родитель стриг, – отпирая замок на двери мастерской, разглагольствовал отец. – Ясно, спиногрызы?
– Так точно, – мрачно отозвались мы.
– Ноги показывайте, – уселся на украденный в столовой стул и закурил «приму».
Мы покорно показали ноги.
– Влад, левую клади, – отец указал сигаретой на наковальню – Павел, ножницы, скальпель, пинцет.
– Какой пинцет? – испугался Пашка.
Глаза его бешено заметались за толстыми стеклами перемотанных синей изолентой очков.
– Шучу я, баран, – вздохнул отец. – Как хирург: ножницы, скальпель, – выбросил в открытую дверь окурок, тут же проглоченный петухом по кличке Петроний. – Зубило и молоток подай.
Брат подал с верстака инструменты. Я затаил дыхание. Отец, примерившись, отсек ноготь на большом пальце.
– Вот видите, какой я добрый? – отсекая следующий ноготь, трепался он. – В Новой Зеландии в племени маори вам бы долго пилили ногти острой ракушкой, а тут тюк и готово. Следующую ногу клади, – молоток бодро цокал по зубилу. – А негры какие-нибудь, пусть даже из Анголы, могли бы тебе и ногу на ужин оттяпать. Миклухо-Маклая съели, Кука съели, и вас бы схарчили.
– Кука не всего съели, – осмелился я поделиться прочитанным в книге «Водители фрегатов», – а только