Жалган. Жанна Ермековна Курмангалеева
на землю и прыгнула за ней, на радостях даже не скривившись от боли, когда ступила на больную ногу.
– Привет, анда. Чего на дорогу выскакиваешь?
Саткын широко улыбнулся и подошел к ней.
– Откуда ж я знал, что ты и затоптать можешь?
Друзья засмеялись.
– Что ты в степи один делаешь? – спросила Жылдыз, когда они уже уселись на землю, как на щедро расстеленную кошму.
– Так ведь я не один.
Она весело покачала головой и достала нож из-за пояса – у нее кончались стрелы, надо было настрогать новых.
– Выполнил поручение манапа, великий посол?
– Выполнил, – не без гордости ответил Саткын. – Думал, вернусь, отдохну, съезжу с тобой на охоту, а тебя – нету.
Он присвистнул и неопределенно махнул рукой куда-то.
– Сидит Толкун дома одна, тоскует.
– А, Толкын… – тихо, как бы неохотно протянула Жылдыз имя сестренки, произнося его на свой, степной, лад. Они всю жизнь так и общались – каждый по-своему. – Ладно уж, не из-за моей же прихоти меня не было. Ты-то зачем сюда принесся, анда?
– Тебя найти.
– Зачем? – нахмурилась она.
– Манап гневается. На тебя, сестра.
– “Манап гневается”, – фыркнула Жылдыз, презрительно сплевывая и смахивая стружку с колен. – Мне нет дела до того, что этот дурень там делает, пусть хоть на голове стоит – мне все равно.
Саткын невольно усмехнулся, узнавая тупое упрямство анды на ее простом, грубоватом, бровастом лице.
– До него доходят слухи, что ты ругаешь его за его спиной, непристойные вещи говоришь. Ты бы осторожнее, анда, осторожность еще никого не погубила. И зачем ты это незнакомым выговариваешь?
– Ну, мелькнуло крепкое словцо, может быть, – она пожала мускулистыми плечами. – Понадобится – я ему все и в лицо выскажу.
– Он уже грозится камчой с арканом, – предупредил Саткын. – Говорит, пригрел, растил, уберег, как родную…
– Растил? – прошипела Жылдыз, со злости втыкая не готовую еще стрелу в землю. – Никто меня в жизни не оберегал. Как родную… Не завидую же я его детям.
– Ну что ты это мне говоришь, сестра? Словно я не знаю, – успокоил ее Саткын, смотря, как она ломает руки, сдерживая себя.
Жылдыз достала стрелу и, увидев, что она переломилась, с досадой отбросила в сторону.
– Ладно. Попридержу язык за зубами, так уж и быть. Будь проклят этот торгаш, чтоб я еще хоть раз кому-то дорогу показала!..
Он не выдержал, захохотал, глядя, как она ругается.
– Но спасибо, Саткын, что примчался сюда, сказал. В долгу не останусь.
Жылдыз встала, взяла саадак. Тут только Саткын заметил, что она подволакивает ногу.
– Что с ногой? – Нахмурился.
– Спрыгнула с лошади на полном скаку, ничего страшного, – отмахнулась анда.
Саткын уткнулся взглядом в землю, задумался.
– Я не только за этим прискакал, анда. Тут такое дело, – проговорил он, помолчав немного. –