Поле битвы – душа. Андрей Россет
мое отношение к собственному дивану; Толстого – «мучительного в подозрениях там, где у Достоевского прозрение» и чуждого в своём величии экономии бумаги и времени читателя; интеллигентнейшего писателя во враче Чехова, словно не писавшего, а выписывавшего рецепты; и обожаемого за сумрачную магию Леонида Андреева, в рассказах которого понимаешь где-то внутри, душой, что же это такое – «экзистенциализм», – читая, я жалел, жалел, что родился не в то время… Эх, как хотелось мне родиться старорусским крепостным помещиком: портить на сеновале пышногрудых задорных девок, и с ними же мыться в бане; небрежно отсылать пороть на конюшню нерадивых мужиков; ходить в сенокос, грудью вдыхая запах свежескошенного сена; от скуки судиться с соседом-помещиком за вздорный клочок земли; по осени стрелять перелетных гусей и уток; прослыть у окрестных помещиков хлебосольным хозяином и по зиме запивать с ними «горькую», как пили её наши деды и прадеды, а по весне приходить в себя и просыпаться вместе с русской землей… И знать, знать как «Отче наш», что в Петербурге блистают в полку и свете твои сыновья – и если суждено им пасть на поле брани за Отечество, то отцовское сердце наполнится торжественной печалью и гордостью, и уже только сыновьями своими оправдается перед Господом за непутёвую и никчёмную жизнь свою – жизнь старорусского крепостного помещика…
Извините, увлекся… чего только в голову не придёт.
«Главное – суп, всё остальное – литература». Оноре де Бальзак
Итак, я углубился в самообразование, но для поддержания жизни в склонившемся над книгами теле мне банально требовались деньги. Чтобы покупать кефир, булку и книги, я устроился в районном Доме Пионеров убирать классы и этажи, и, по совместительству, – руководителем детского кружка интернациональной переписки. Ни одного письма в дружественную Польшу или Венгрию мы, кажется, так и не отправили, но на занятиях я рассказывал детишкам про летающие тарелки, динозавров и привидения, и они меня обожали. Распахнутые детские глаза примеряли меня с мокрыми половыми тряпками.
Кроме того, я арендовал небольшой зал и открыл собственную школу боевых искусств кун-фу, памятуя восточный принцип «уча других, вы будете учиться сами», ну и нахальства мне было не занимать. Да и умел уже кое-что. Занималось у меня около десяти постоянных учеников. Что также приносило некоторый доход и позволяло основное время уделять учёбе.
Это была пора, когда жизнь открывает перед тобой множество дорог, и ты стоишь, окрыленный возможностями, на перепутье, и ещё не знаешь, даже не догадываешься, что дорога у тебя будет всего одна…
До сих пор у меня в голове не укладывается, как получалось совмещать напряженное обучение и занятия кун-фу с периодическими попойками с друзьями-собутыльниками. Кто только не перебывал в моей квартире, часто после чтения собственных стихов или обсуждения «общих оккультных проблем» оставаясь переночевать, а то и пожить у меня пару дней. А жить было где.
*