Флаг миноносца. Юлий Анненков
теперь Яновский рассказал Арсеньеву о своем выходе из окружения. Стационарные артиллерийские установки приказано было взорвать, когда соседние части отошли под прикрытием огня морских батарей. Оставалось по два-три снаряда на каждое орудие.
– Всю жизнь внушали комендорам, что от одной песчинки в канале ствол может разорваться, – рассказывал Яновский, – а тут сыпали песок целыми пригоршнями, пушки стреляли, но не взрывались. Их пришлось загрузить песком и щебнем до самого дульного среза…
Арсеньев сидел на почерневшей дубовой табуретке, положив пистолет и бинокль на стол, за которым, вероятно, обедало не одно поколение подмосковной крестьянской семьи. В полумраке поблескивали медные ризы икон в углу, а на комоде светился тонкий мельхиоровый кубок – странный предмет в этом дедовском доме, – очевидно, спортивный трофей кого-нибудь из представителей молодого поколения семьи.
В дверь постучали. Вошел кок Гуляев с двумя котелками. В одном были разогретые консервы, в другом – поджаренная тонкими ломтиками картошка.
– Балуешь нас, Гуляев, – сказал Яновский. – Как дела на камбузе?
– Не беспокойтесь, товарищ комиссар. Матросы накормлены всегда вперед начальства. Порядок морской!
Когда поужинали, Арсеньев напомнил:
– Значит, взорвали орудия, Владимир Яковлевич? Какая была система?
– «Бэ-тринадцать». Своими руками взорвали. Вот тогда я узнал цену каждому из наших людей. Сунулись в одну, в другую сторону – кольцо. Казалось бы, думать только о спасении, а Шацкий меня спрашивает: «Как вы считаете, товарищ комиссар, доверят нам новое оружие?»
Решили прорываться под селом Русаковское. Дождь лил не переставая. Но перед атакой по традиции ребята начали скидывать серые шинели. Остались кто в бушлате, кто просто в тельняшке. И сразу к нам стали проситься пехотинцы. Их много блуждало тогда. Выходили группками и в одиночку. А тут увидели такое ядро! В первой атаке погиб командир батареи, но матросы уже набрали ход. Выбили немцев из трех деревень. Шацкий со штабным писарем Сорокиным захватили немецкое орудие и шарахнули из него по фашистам…
Яновский долго рассказывал о том, как горсточка моряков шла по тылам врага, и Арсеньев невольно сравнивал их путь с последним выходом своего корабля. «Да, – думал он, – эти люди имеют право сражаться под флагом миноносца. Ну а как новые, те, что не слышали ни разу свиста снаряда над головой, вчерашние школьники, пехотные новобранцы, солдаты и сержанты, переодетые в морскую форму? В дивизионе немало таких, как сержант Сомин, который все старается сделать сам, вместо того чтобы командовать людьми».
Уже лежа на кровати, Арсеньев понял, зачем Яновский рассказал о выходе его группы из окружения. Комиссар хотел внушить командиру уверенность в людях дивизиона. Яновский говорил о каждом бойце и командире, попавшем в гвардейскую часть из той батареи, и не сказал только об одном человеке – о себе самом, не сказал, как он шел впереди