Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга вторая. Иван Макарович Яцук
об устройстве застенка, но делать нечего – дал соглаие, надеясь замолить потом сие преступление.
Туда и спустились Петр, Голицын, Тихон Стрешнев, Федор Ромодановский, Лев Нарышкин. Там уже были дьяк, заплечные мастера и сам Шакловитый. Петр внимательно смотрел на постаревшего разом боярина в парадной, но изодранной одежде, и не узнавал его. Куда девалась надменность и строгость во взгляде, орлиные глаза, важная, степенная осанка. Перед ним стоял сгорбленный, униженный, разбитый человек, с потухшими, опущенными глазами. Вот, оказывается, что делают с человеком обстоятельства. Любопытно, любопытно…
– Можно начинать, государь?– спросил Голицын, обращаясь к Петру. Тот важно, молча кивнул. Выбежали два дюжих мужика, ободрали Федьку до поясу, отвели руки назад, связали в запястьях, накинули ременную петлю.
– Все правильно делаем, Федор Леонтьевич? – насмешливо спросил Борис Алексеевич, намекая, что сам Шакловитый неоднократно руководил подобными допросами.
– У нас по сей части мастера доки, – вместо подследственного сказал Федор Юрьевич Ромодановский, поглаживая усы.– Щас, голубчик, все нам скажет, как на исповеди.
Назначили пятнадцать кнутов. Федька держался мужественно. После пяти ударов тихонько, сквозь зубы, завыл; после десятого застонал. Стали дознавать. Федор Леонтьевич стал говорить медленно, преодолевая боль, но связно, толково. Он-де, человек служивый, делал все по закону, как приказывала царевна, как требовали того обстоятельства. Чтобы в Москве и по всей Руси порядок был среди стрельцов, чтобы те строго исполняли порученное им дело. Ничего другого, воровского не знал и не делал.
– Зачем 500 стрельцов собрал 7 августа в Кремле?– быстро спросил Голицын, не давая опомниться, обдумать ответ.
–Правительница приказала, собралась на богомолье, – ответил Шаеловитый хрипло.
– Добавь пять, Сидор, – приказал Голицын.
По исполосованному телу потекли струйки крови. Палач бил другим кнутом с утолщением на конце, где была зашита железная пластина. Такой удар рвал кожу до мяса, вызывая неудержимый дикий вопль.
– Еще раз говори, для чего собрал стрельцов?– испрашивал Голицын.
– Царевна опасалась, чтобы по дороге ее ни переняли потешные,– кричал почти в безумстве Федька.
– Уговаривались вы убить царя Петра Алексеевича?
– Нет, одни разговоры были.
– Какие разговоры?
– Было бы хорошо, кабы с ним что случилось: хворь какая напала, али с лошади упал и разбился.
–Гранаты ручные готовили на царя?
– Ничего такого не было. Приходил один умелец, говорил, что может делать ручные гранаты, показывал. Одна взорвалась, а две другие нет. Выгнал в шею. Кто- то из стрельцов сказал, что такие гранаты можно было бы подложить царю, когда он будет идти по дороге. Отсюда и слухи пошли.
–Врешь, вор!
– Нет, не вру. Ежели была бы твердая задумка убить царя, то можно было
то сделать многими иными способами.
– Какими,