Руны судьбы. Дмитрий Скирюк
коротко и буркнул: «Нет работы», после чего потерял к ней всякий интерес. Второй трактир был чуть гостеприимнее. Хозяин, толсторожий крепкий бородач, не стал препятствовать и лишь переспросил: «Что? Подработать? Отчего же… Можно… Но учти: две трети от того, что выручишь, отдаёшь мне. Поняла?» Пока девчушка медленно соображала, что к чему, некий господин, одетый для солидности в широкополую шляпищу, бархатную куртку и штаны, походя с усмешкой потрепал её по заду и подарил таким сальным взглядом, что Ялка вспыхнула и поспешила убраться отсюда. И в этот день, и в следующий эти две сцены с некоторыми вариациями повторились ещё несколько раз, а однажды наслоились друг на друга. Тракт оказался оживлённым, хоть время сбора урожая миновало. Ночь выдалась светлая и лёгкая, и Ялка снова провела её у костерка в лесу, на сей раз присмотрев местечко загодя и насобирав полный подол грибов. Грибы наутро удалось всучить каким-то мужикам, которые за это подвезли девчонку на телеге. Так, проведя в дороге и второй день, Ялка не добилась ничего и теперь переминалась у очередного постоялого двора, не решаясь войти.
Темнело. Из дверей тянуло запахами еды. Этот, третий постоялый двор, попавшийся сегодня Ялке на пути, носил название «Blauwe Roose», то бишь «Голубая роза». Вывеска соответствовала, вот только нарисована она была так неумело и аляповато, что напоминала не розу, а некое восьминогое чудище на кончике дворянской шпаги. Потом Ялка узнала, что путники так и прозывали его меж собою: «Осьминог на вертеле».
Начал накрапывать дождик. Позади грохотнула телега: «Посторонись!» Ялка отступила, пропуская воз, ещё один, посмотрела им вослед, собралась с духом и вошла.
Просторный зал был сумрачен и тих. Четыре человека ели за столом, два-три потягивали пиво возле стойки. Дымились трубки. Хлопнувшая дверь заставила хозяйку показаться. То была дородная пожилая женщина из тех, которых обычно называют «тётушка» – румяная, опрятная, с улыбкой на лице. Впрочем, оная улыбка сразу исчезла, едва хозяйка разглядела всего-навсего продрогшую девчонку. Ялка представила, как она выглядит – промокшая, в мятом платье, в грязных башмаках; сообразила, что хозяйка до сих пор молчит и смотрит на неё, и торопливо сделала книксен.
– Вечер добрый.
– Здравствуй, здравствуй, – с некоторым неодобрением кивнула та. – Тебе чего?
– Я… – протянул Ялка и умолкла. В горле почему-то пересохло. – Я…
– Ну, смелей, смелей, – подбодрила девушку хозяйка. – Чего изволишь? Пива, мяса, каплуна или ещё чего? А может, комнату прикажешь приготовить? Сразу с постелью на двоих?
Тон был таким ехидным, что Ялка снова покраснела. Опустила взгляд.
– Нет, не надо, – сказала она. – Я хотела… Я… Ну, поработать.
– Поработать? – «тётушка» прищурилась. – Что значит «поработать»?
– Ну, просто – поработать. Постирать, посуду вымыть… Мне бы ненадолго, дня на два. Вы не смотрите, я умею. Мне и комнаты не нужно, я как-нибудь тут…
И Ялка сделала неопределённый жест, очерчивая границы этого загадочного «тут».
– Хм… –