Смерть отца. Наоми Френкель
оглядывает свою одежду, запыленную обувь с незавязанными шнурками, вечно спущенные чулки и вспоминает отца, который по этому поводу делал ей замечания. Вчера, когда она проснулась на груде бабушкиных одеял, в доме стояла тишина, и она не почувствовала, что множество небольших перьев набилось в ее волосы и в одежду.
На ступеньках стояли сестры Румпель, высокие, белобрысые, и торжественно возвестили:
– На площади есть покойник. – И скрестили белые руки на своих передниках, после того, как перекрестили лица, подобно сообщникам Ангела смерти.
Так Иоанна узнала, о смерти принцессы. Она хотела сразу ринуться туда, чтобы выразить соболезнование графу. Но тут перед ней возникла Фрида.
– Привет, – воскликнула Фрида, и рот ее от изумления открылся и закрылся при виде девочки, обсыпанной перьями. В какой постели она обреталась?
На ее крик вышел из своей комнаты господин Леви, спустился по ступенькам и предстал перед своей дочерью, усеянной мелкими перьями. Он слова не сказал, лишь наклонил голову с выражением той особенной печали, которая горька была Иоанне похлеще любых слов. Хорошо, что рядом с ней стояла Фрида и спасла ее от глаз отца. Она силой схватила Иоанну за руку и потащила за собой. Голод изводил Иоанну, голова болела, и ей уже было все равно, что с ней сделает Фрида. А та повела ее к себе в комнату, посадила на кресло-качалку, подложила маленькую подушечку под ее голову. Окунула полотенце в холодную воду, смыла грязь с ее лица, ушла и вернулась с подносом, на котором – еда.
– Ешь, – строго приказала она, – ешь! – И доброе ее лицо наклонилось над Иоанной. – Погляди на себя, у тебя лицо покойника.
Фрида порезала мясо на маленькие кусочки, как тогда, когда Иоанна была маленькой, и медленно кормила девочку, отправляя ей в рот кусочек за кусочком. Этот – за деда, этот – за отца. И так за всю семью. Пока на тарелке не оставался один последний кусочек, и ребенок ни за что не хотел его взять в рот, и не помогало, что Фрида обижалась, ибо считала, что именно этот последний кусочек важнее всего для здоровья девочки. Может быть, Фрида не очень бы сердилась, если б знала, что этот кусочек Иоанна оставляла для матери. Мать умерла в тот год.
Глядела Иоанна в доброе лицо, склонившееся над ней, и сказала придушенным голосом:
– Я чувствую что-то в голове, Фрида.
– Ты чувствуешь в твоей голове собственные сумасшествия. Ешь, и все пройдет.
И все бы вчера завершилось хорошо, если бы Иоанна не задала Фриде один из своих вопросов, из-за которых всегда все портилось и осложнялось.
– Фрида, – спросила Иоанна с безмятежным видом, – что это – кокс?
– Это такой сорт угля.
– Нет, Фрида, это еще что-то. Ты знаешь, Фрида.
– Ты снова начинаешь. Кокс это кокс и все тут.
– Но почему ты не хочешь мне сказать, Фрида?
– Что тебе не дает покоя? – рассердилась Фрида, и потащила ее в ванную.
Светофор приглашает Иоанну пересечь улицу. Она идет в толпе, и одна единственная мысль