Я вернусь через тысячу лет. Книга 1. Исай Давыдов
выше. Так что, в общем, у Али хороший рост. Но зато Али шире меня в плечах, и быстр и ловок, как тигр, и по его мускулатуре можно изучать анатомию.
Я тоже не слабак, и никогда не жаловался на свои мускулы. Но мне далеко до Али.
Интересно, какими видят нас обоих здешние девушки?
Али – яркий, смуглый, броско-красивый. У него цепкий и быстрый, как молния, взгляд. Рядом с ним я – блёклое пятно. У меня светлые волосы, и бледный, чуть красноватый северный загар, и веснушки на носу, и глаза – обычные, серые. А в детстве были голубыми.
И, наконец, Али талантлив. Всего месяц мы в «Малахите», но пластмассовое панно «Подвиг», созданное руками Али, уже украшает столовую, на скульптуры Али бегает смотреть чуть не весь лагерь, и талант Али уже признан здесь всеми.
А я? Никогда у меня не было никакого таланта. И даже немногие стоящие дела, которые я задумал – тедр-браслет да коробочки эмоциональной памяти, – так и не довёл до конца.
Чего же Али волноваться? Чего спешить? Он не из худших здесь…
– А может, тебе и не нужна тут девушка? – интересуется Али. – Может, ты ещё любишь ту?.. Которая приезжала… Её, наверное, не взяли в «Малахит»?
– Не взяли, – соглашаюсь я. Почему-то не хочется объяснять Али, что Лина и не просилась сюда. – Но это не моя девушка, Али. Мы просто друзья.
Али хмыкает и недоверчиво усмехается. Потом произносит:
– Она на тебя так смотрела!.. Нет, вы не просто друзья!
– Это тебе показалось, Али.
Он снова хмыкает и недоверчиво усмехается.
Конечно, ему не показалось, это и я понимаю. Но зачем всё объяснять?
Лина приезжала ко мне только один раз – десять дней назад. Мы долго бродили с ней по громадному парку «Малахита» и качались на качелях, и взлетали в небо в кабине пневматической катапульты, и потом обедали в нашей столовой, где я представил её своим новым друзьям.
После обеда мы бродили по осеннему рыжеющему парку уже втроём – с Маратом Амировым, который очень обрадовался, увидев Лину в столовой. Но потом Марат незаметно исчез куда-то, и мы опять остались вдвоём.
Это был очень грустный день, потому что он как бы подводил итог нашей так и не сложившейся любви. У любви должно быть будущее, тогда она может жить. А у нас с Линой будущего не было – с первого дня. И поэтому мы поссорились, не успев толком познакомиться. И хотя потом Лина сама вызвала меня, и поняла, и простила невольную мою бестактность в тот день – мы оба чувствовали полную обречённость наших отношений. Может, Лина и хотела бы, чтоб я отказался от «Малахита», ради неё. Но, разумеется, не говорила об этом. А если бы и сказала – ничто бы не изменилось. Видно, она чувствовала это, потому и молчала. Слишком немногое нас связывало, чтобы я отказался ради неё от своей давней мечты.
Ещё если бы ради Тани…
Вообще, я слишком много думал о Тане, когда разговаривал с Линой.
Наверно, она и это чувствовала.
Может, потому и плакала, когда мы прощались. Не знаю. Но при мне держалась хорошо. И много шутила. И даже хохотала.
Но шутила – горько.
И зачем ей так не повезло?
Мы