Сны о Чуне. Дмитрий Воденников
одно место, забрать книгу. Евгений Евтушенко как раз выпустил толстенный том «Строфы Века». В него вошли 875 авторов. Был среди этих 875-ти и я.
Ну вот я и приехал, нагруженный толстым томом и еще какой-то чепухой, вошел в палату, задал дежурные вопросы (с неестественно оптимистичным лицом), бабушка что-то промычала, а так как говорить с неговорящим человеком трудно, я сказал, чтоб как-то занять паузу: «Вот ездил забирать книгу. Евтушенко меня опубликовал. Смотри, какая толстая! Прямо гроб».
Когда человек оказывается, к своему и не только своему несчастью, лежачим больным, у него возникает много физических проблем. Например, газы. Бабушка, я знаю, мучилась газами, и медсестра мне говорила: «Их приходится специально выводить».
И вот я показываю бабушке этот «гроб», а она вдруг оживляется: «Давай! Давай сюда!» – «говорит» требовательной рукой, единственно двигающейся. Я удивился, но даю. Бабушка устраивает эту тяжеленную книгу на животе.
«Ей хочется, чтоб она своим весом надавила на живот, чтоб газы вышли», – думаю я и помогаю ей эту книгу плашмя уложить, так же суетясь и стесняясь. «Отойди! – раздраженным жестом «говорит» бабушка. – Все не то!»
Поставила себе ее на живот, как всем книгам стоять положено: «Открой!» – «говорит». И тут я догадался. Открываю книгу на нужной странице, она потянулась всем корпусом, хватаясь здоровой рукой за перила кровати, посмотрела удовлетворенно на мою крупно набранную фамилию, промычала что-то, откинулась обратно, закрыла глаза, махнула рукой, «сказала»: «Я устала. Уходи».
Меня тогда это поразило. Бабушка умирала и знала об этом: она была врач. Но, даже умирая, она хотела напоследок гордиться мной, посмотреть на крупно набранную мою фамилию. Потому что она сама знала, что такое издать книгу. Потом уже – после ее смерти – я обнаружил в ее квартире, доставшейся мне по наследству, в книжном шкафу старательно собранные ею все мои публикации к тому времени: вырезки, газеты, одна напечатанная книга, журнал. Получается, что меня никто не любил так, как бабушка. Кто бы мог подумать. Мне она никогда ничего приятного не говорила. Не хотела или не могла.
…Чуня ходит по квартире женщины, о существовании которой она даже не догадывается, и стукается обо все углы.
– Это тебя Александра Васильевна наказывает, – говорю я.
И Чуня даже не спорит.
Жозефина Тауровна, или Почему у Чуни два имени
Вообще, в собачьем паспорте Чуня записана как Жозефина. Отец ее – кобель Тауро Браун из Зеленого города, мать – какая-то невозможная финалистка и отличница. Поэтому в публичном пространстве я зову Чуню Жозефиной Тауровной.
В свое время бывшая хозяйка щенят мне еще звонила, интересовалась, как там наши дела, но потом Жозефина Тауровна стала знаменитостью, взлетела высоко, хозяйка звонить перестала.
А зря. Лет через десять у Чуни начались серьезные проблемы со здоровьем.
Мало того, что Чуня слепая, так теперь у нее и хвост кривой.
Я это увидел через одиннадцать лет после покупки Чуни, вернувшись