Четвертый эшелон. Эдуард Хруцкий
мой взгляд, задача у нас одна – срочно расколоть Кузыму и выйти на «полковника». Повяжем его, тогда мы на коне. Уйдет…
– Тогда я с тебя первого спрошу, за всю шоколадку, – хохотнул начальник. – Ну а с меня… – Он не докончил и повернулся к окну.
– Ну что мы заранее о выговорах думаем? – Данилов встал, начал собирать бумаги. – Что-то вы слабину давать начали. Пока мы точно выходим…
– В цвет? – Начальник быстро повернулся. – Конечно, если возьмем, то оно так и будет. А если нет?..
– Найдем.
– Иголку в стоге сена. Оптимист ты, Ваня. А может, лучше обрубить концы? – хитро спросил он.
– Это как же?
– Да так, возьмем Валиеву, а убийца Соколова у нас.
– Вы что, шутите?!
– Конечно, шучу, – вздохнул начальник, – только кое-кто так делает, и ничего – в передовиках ходит.
– Мы с тобой разве в розыск за этим пришли? За карточкой на Доске почета и процентами?
– Иди ты, – махнул рукой начальник. – Тебе же русским языком сказано: шучу. Могу я пошутить или нет?
– Невеселые у вас нынче шутки.
– Ваня, – начальник подошел к Данилову, крепко сжал локоть, – ты мне «полковника» этого дай. Где хочешь ищи. Понял?
– Чего уж тут не понять.
– Ну иди, наводи страх на преступный элемент. После допроса Кузымы сразу доложи.
Данилов вышел из кабинета. Немного постоял в приемной под недоуменным взглядом Осетрова и вышел в коридор. Скоро Никитин привезет шофера. А может, уже привез?
Никитин
Прямо сбесилось начальство с делом этого Судина. Ни поспать тебе, ни пожрать. Только в столовку собрался. Так нет, беги скорей, волоки этого шофера. Да куда он денется? Возит, между прочим, начальника ОРСа, бронирован, жрет, пьет, что хочет, и еще калымит. Из-за этого дерьма он поесть не успеет. Хорошо, что машину дали, а то на трамвае до Каланчевки насквозь вымерзнешь. До войны он в Туле работал опером в отделении. Вот тогда жизнь шла совсем иначе. Он в районе хозяином был, фигурой. Хорошо жилось, легко, весело, и работалось так же. Потом, когда немцы к Туле подошли, он в роту милиции ушел. Повоевал неплохо. Ранили. В Москву увезли лечиться, а из госпиталя сразу в МУР.
Никитин вздохнул тяжело.
– Ты чего, – спросил его шофер Быков, – что вздыхаешь-то, я спрашиваю?
– А что делать прикажешь, когда меня Данилов твой погнал ни свет ни заря нежрамшего!
– Закури, полегчает.
– Папирос нет.
– Врешь ты, Колька. – Быков покосился на него. – Чтоб у такого жуковатого, как ты, не было папирос? Ни в жисть не поверю.
– Все знаешь. На, закуривай.
– Ишь, «Беломор»… Не зря ты, видно, около Нинки из столовой вьешься.
– А ты думал.
– Нет, точно ты, Колька, жук, – заключил Быков. – Я тебя сразу расколол, еще когда мы в Сходню ездили.
– Это когда же?
– Да за грибами. Самогонку помнишь?
– А, – улыбнулся Никитин, – тогда. Да, показал я класс работы вашим фрайерам.
– Ты это брось, – обиделся Быков, – ребята у нас правильные.
– А зачем же ты тогда ту самогонку пил, Трифоныч?