Мародер. Беркем аль Атоми
оставим или че с ней делать?
– А хули с ней делать. Пусть стоит, проезд не загораживает. Хотя, это, поджечь можно.
– На хуя?
– Да хуй знает. Просто.
– Точно. Не хуй тут стоять, вон запрещающий знак висит. Товарищ водитель, вы нарушили. Ща мы вас за это накажем. А как поджечьто?
– Да тряпку возьми, кинь. Там под тазом бензину лужа целая.
Димон присел возле трупов, брезгливо потыкал пальцем в одежду.
– Бля, на этих промокло все уже. О, у меня в машине есть!
– Камень в нее заверни, а то не долетит.
– Точно. Фатей, а, бля, можешь соображать, когда хочешь! Ладно, давайте садитесь, отъедьте, щас ебнет.
Пыхнуло, растекшаяся лужа занялась бледным пламенем. Ахмет спрятался за плиту памятника, сжавшись в ожидании взрыва. В машине еле слышно завизжал раненый ребенок, но тут же все звуки перекрыл неожиданно басовитый и раскатистый взрыв, сменившийся нарастающим, жадным треском пламени. Сверху посыпалась всякая мелочь, вдали грохнулось что-то побольше, с мерзким жестяным скрежетом устраиваясь между оградками. …Че-то от кузова. Во как. Сроду не думал, что машины так взрываются. Бедный пацан. Или кто он там был. Ребенок, короче. Не. Ребенков так нельзя. Попал ты, пидор. Вот так. Ахмет взбесился до ледяного спокойствия. Отметил про себя: Тоже новое состояние. Такого тоже еще не было. Интересно, успею я съебаться? Похуй. Посмотрим… Какими-то чужими, плавными, как во сне, движениями собрал и зарядил ружье. …Это че еще со мной? Как на автопилоте прямо. Ружье удобно легло на мокрый памятник. Вон он, падла. Пиздует себе спокойно. Сжег пацана живого и пиздует. Хуй ты угадал, пидор. Дождавшись, когда гаишник окажется на одной линии с корешками, сидящими в крузаке, Ахмет саданул из верхнего. Предпоследний. Жаль, далековато. Однако все стекла по левому борту в крузаке вынесло, а гаишник рухнул как подкошенный. Ахмет удивленно сощурился – неужто опять повезло, расстояние было весьма приличным. Но нет, отморозок практически сразу вскочил и, припадая на левую ногу, довольно шустро влез в тут же рванувший с места джип. Ахмет откуда-то знал, что после своего вполне идиотского выстрела ему не придется с одним патроном отбиваться от трех этих гопников, потому не сильно удивился такой реакции. Смотри-ка, «предчувствия его не обманули». А теперь – ноги, товарищ Ахметзянов. Только еще… Ахмет поднял голову и неожиданно для себя громко сказал в низкое серое небо:
– Эй! Как Тебя там! Извини за грубое обращение, конечно. Я че хотел сказать. С Тобой можно иметь дело! Ты мужик. Ну, в том смысле… короче, Ты понимаешь.
…Вторые сутки на ногах. Интересное какое состояние, надо же. С одной стороны, чувствуется все во сто раз резче. Ренген[28], епть, – отстраненно, словно не о себе, думал Ахметзянов, бредущий по промзоне в направлении места встречи, УАТа. – Зато с другой – косяк. Боеспособность, скорее, отрицательная, бери за ухо, ставь к стене и, не торопясь, забивай пустой сиськой из-под пива. Не, больше так низ-зя-я.
Чувствительность на опасного человека, да и вообще на
Автор умный и уже знает, как пишется фамилия Рентген; это распиздяйничавший в школе Ахметзянов не в курсе.