Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2. Отсутствует

      Когда я отроком постиг закат,

      Во мне – я верю – нечто возродилось,

      Что где-то в тлен, как семя, обратилось:

      Внутри себя открыл я древний клад.

      Так ныне, всякий с детства уж богат

      Всем, что издревле в праотцах копилось:

      Еще во мне младенца сердце билось,

      А был зрелей, чем дед, я во сто крат.

      Сколь многое уж я провидел! Много

      В отцов роняла зерен жизнь-тревога,

      Что в них едва пробились, в нас взошли,

      Взошли, овеяны дыханьем века,

      И не один родился в свет калека,

      И все мы с духом взрытым в мир пошли.

      Когда душа сорвется с высоты,

      Когда взвилась она тяжелым взмахом,

      Она сперва оглянется со страхом

      На мир веселой, бойкой суеты.

      Как ей не помнить горней красоты?

      Но принята она в объятья прахом:

      И прах ей сладостен, а в ней зачах он —

      Цветок вершин и снежной чистоты.

      Страдать невмочь нам, и к земле прижмется

      Наш детский дух и кровно с ней сживется,

      И вот уж тесный угол наш нам мил.

      Ах, если б праздник неземной потребы,

      Как пастырь, что благословляет хлебы,

      И пестрых будней игры осенил!

      В полуязыческой он рос семье

      И с детства свято чтил устав природы.

      Не принял веры в ранние он годы:

      К нам выплыл он пытателем в ладье.

      И вот однажды, лежа в забытье

      Под деревом, в беспечный миг свободы,

      Постиг он жизни детской хороводы

      И стрекозы благое бытие.

      «Ты, стрекоза, гласил он: век свой пела.

      Смеяться, петь всю жизнь – да, это – дело

      И подвиг даже... после ж – вечный сон».

      А солнце между тем ему палило

      Венец кудрей, суровый свет свой лило

      В отважный ум – и наслаждался он.

      И плавал он в сверкающих волнах,

      И говорил: вода—моя стихия!

      Ныряя в зыби, в хляби те глухие,

      Как тешился он в мутных глубинах!

      Там он в неистовых терялся снах.

      Потом, стряхнув их волшебства лихие,

      Опять всплывал, как божества морские,

      В сознаньи ясном, в солнечных странах.

      С собой он брызги вынес из пучины.

      Мы брызгаться пустились, как дельфины,

      И ослепительный поднялся плеск.

      Я, ослеплен и одурен, метался.

      Его же прояснял тот водный блеск:

      Дух в лучезарных взрывах разрастался.