Эмигранты. Алексей Толстой
должны это признать, – вы – ближайший соратник «Общего дела», вы – циник…
После этого Бурцев вытаскивал из-за рваной подкладки пиджака измятые двадцатифранковые бумажки и, удрученный, передавал их Лисовскому. Деньги на издание «Общего дела» доставались ему нелегко: французы не придавали серьезного значения газете, так как в экономической программе Бурцева не было ничего вещественного, кроме позорных столбов, осиновых кольев и проклятий, а телеграммы от собственных корреспондентов, сочиняемые в соседней комнате Лисовским (большевистские ужасы, социализация женщин и тому подобное), казались более живописными, чем деловитыми. Для Деникина Владимир Львович был слишком красен. В колчаковских кругах вообще собирались повесить Бурцева вместе со многими другими «либералами» после взятия Москвы. Деньги перепадали лишь от князя Львова.
Лисовский советовал повернуть руль «Общего дела» от парламентаризма покруче вправо – созвучно с эпохой:
– Владимир Львович, играйте на генерала на белой лошадке. Нюхайте эпоху. Больше нельзя долбить, будто большевики сорвали святую, бескровную революцию… И слава Богу, что сорвали, – осиновый ей кол…
– Замолчите! – страшным шепотом перебивал Бурцев.
– Осознать настоящего хозяина – вот лозунг… Владимир Львович, вы верный слуга буржуазии, и дай Бог ей здоровья и процветания…
– Молчите! Вы – циник, диалектик, большевик…
– Хотите, махну четыре фельетона подряд – во всем блеске, как я обо всем этом думаю… Редакция переезжает на Елисейские поля, вход с парадного… В приемной – жизнь, а не гвозди в стенах… Депутаты, дельцы, концессионеры, генералы… Шикарные девочки…
– Я вас больше не слушаю, – Бурцев хватал сухонькими пальчиками перо, и нос его нависал над торопливыми неразборчивыми строками, над чернильными брызгами.
12
«…у которых отмерло чувство элементарной порядочности; люди, в присутствии которых боишься за целость твоего носового платка! И мы с полным правом бросаем им в лицо: проклятие вам, большевики!..»
Бурцев осторожно положил перо на стеклянную подставочку, потер сухие ладони. Перед ним, усмехаясь, как всегда, стоял Лисовский. Бурцев сказал:
– Я кончил передовицу… Едва ли кто-нибудь писал столь беспощадные слова. Они упадут громом на их голову. Если у них хотя бы остался намек на совесть, они не переживут позора…
Лисовский дернул ноздрей:
– Я только что завтракал с Денисовым. Николай Хрисанфович делает интересное предложение… Знаете, что он сказал? «Для какого дьявола Бурцев издает газету по-русски?…»
Бурцев угрожающе поднял палец:
– Слушайте, от вас несет вином…
– Мы пили великолепное бургонское, будьте покойны… Он сказал: «Бурцев в конце концов пишет для одних большевиков, – чтобы им стало стыдно и они бросили революцию…» В Доброармии вам ни на маковое зерно не верят, сколько ни распинайтесь… Какова