Паутина удачи. Оксана Демченко
водовороте последних событий, высыпала из него исписанные аккуратным почерком листки, открытки, рисунки, тонкую книжечку в мягкой обложке. Мама вздохнула и кивнула, сердито поправив прическу.
– Знаю. Не хочу тебя отправлять! Ты моя, родная, не желаю отпускать. – Она сникла и подвинула ближе рисунок летнего сада со скамеечкой и фонтанчиком. – Только Коля прав, не для поезда ты. Все здесь тебе чужое, я вижу. Семенович сказал, вдвоем вам разрешат приезжать к нам на лето. И даже зимой Новый год дозволят справить.
– То есть отпускаешь.
– Да. – Мама сердито согнала случайную слезинку. – Что мне остается, если наш Король сказал – надо… Читай давай, что эта Тома пишет тебе.
Мама подперла рукой щеку. Она сама и писать, и читать умеет. Но делает и то и другое с огромным трудом. Выучилась не так давно у Короля и временами слегка стесняется своей малограмотности. Хотя ее ничто не может сделать менее великолепной в глазах нашего семейства.
– «Милая Бэкки, – начала я. – Ты прости, но я решила, нельзя звать будущую подругу так бессмысленно, как велит порядок, – сударыня Соломникова. И придумала тебе имя, которое будет вполне подходящим для правил и традиций нашей школы. О ней для начала и расскажу. Живем мы неплохо. В каждой комнате размещаются две воспитанницы. Сами же дома просторные и теплые, в два этажа. Стоят они в большом старом парке…»
Я прервала чтение и беспокойно вслушалась в тучу. Кажется, она стала гораздо ближе… И в ней появилось нечто опасное именно для нас. Мама догадалась, что дело плохо, и быстро натянула вязаную верхнюю кофту:
– Пошли к отцу. И не спорь, одну к паровозу близко не пущу. Там теперь жарче, чем в аду. Тятя совсем спекся.
Мы вышли в коридор. Мама громко, не останавливаясь, велела Сане сидеть и не высовываться. В комнате Михея дружно разразились клятвами, которые ничего не стоили. Потом нас догнал одинокий голосок брата:
– Я за них отвечаю.
Мама улыбнулась и успокоенно кивнула. Саня – человек в важных делах серьезный, он таких слов зря не скажет.
Мы прошли три вагона, миновали, взобравшись по железной лестнице на узкую боковую дорожку в верхней части, и сам тендер, черный и горячий, напоенный угольной пылью и свежей копотью. Лоснящийся от пота кочегар, на миг разогнувшись для отдыха, кивнул маме. Он оперся на лопату, устало выдохнул – и снова стал бросать уголь ближе к передней площадке. Лена крепко прихватила мою руку и пошла вперед. Спустившись до последней ступеньки, оставила меня возле проема двери и шагнула на площадку. Оттерла в одно движение – только она умеет так распоряжаться людьми – второго кочегара у топки и махнула отцу, сидящему на месте машиниста.
Тот немедленно встал, прошел через площадку и шагнул ко мне. Был он весь горячий, даже от одежды шел пар. Лицо красное, глаза с лихорадочным блеском.
– Что чуешь? – спросил быстро и жадно.
– Изменение. Часа два назад в туче был такой… канат. Потом он порвался, а теперь впереди нечто вроде пропасти.