Чужестранка. Книга 1. Восхождение к любви. Диана Гэблдон
со стороны различных семей и отдельных владетелей поместий, обвиняющих его во многих преступлениях, начиная от… э-э-э… нежелательного поведения солдат по отношению к женской прислуге и кончая уводом лошадей, о более мелких обидах уж и говорить не приходится. Меня все это позабавило.
– Значит, среди твоих предков затесалась пресловутая паршивая овца? – обратилась я к Фрэнку.
Он только плечами передернул, ничуть не обеспокоенный.
– Он был таким, каким был, с этим ничего не поделаешь. Но я хочу понять одно. Подобные жалобы – дело самое обычное, особенно для того времени: англичане, прежде всего военные, были исключительно непопулярны в тогдашней горной Шотландии. Удивительно другое: все эти жалобы на Рэндолла оставались без последствий, даже самые серьезные.
Викарий, не в состоянии долее сдерживаться, вмешался:
– Совершенно верно! Офицеров той поры никак нельзя мерить по современным стандартам, они могли позволить себе многое. Но это и в самом деле странно: жалобы не только не расследовались с вынесением последующих решений, они просто больше нигде не упоминались. Знаете, что я предполагаю, Рэндолл? У вашего предка был могущественный покровитель. Человек, который мог надежно защитить его от преследования непосредственных начальников.
Фрэнк, скосив глаза на бумаги, задумчиво поскреб в затылке.
– Вы, вероятно, правы. И это должен быть весьма влиятельный человек. Может, какая-нибудь шишка в армейской иерархии или представитель высшей знати.
– А возможно…
Викарий был вынужден прервать свою речь, так как в комнату вошла экономка, миссис Грэхем.
– Предлагаю вам немножко подкрепиться, джентльмены, – сказала она и уверенным движением водрузила на письменный стол чайный поднос.
Викарий с молниеносной быстротой подхватил со стола свои бесценные документы. Миссис Грэхем посмотрела на меня острым, оценивающим взглядом подвижных, блестящих, словно глазурь на фарфоре, слегка прищуренных глаз.
– Я принесла только две чашки, потому что подумала, может, миссис Рэндолл присоединится ко мне в кухне. У меня там немного…
Я не дала ей закончить и поспешно вскочила с кресла с полной готовностью принять ее предложение. Мы еще не успели закрыть дверь в кухню, а теоретические споры уже возобновились.
Чай был горячий и ароматный, в нем кружились распаренные чайные листочки.
– Ммм, – произнесла я, поставив на стол чашку, – я так давно не пробовала улонга[6].
Миссис Грэхем кивнула с сияющей улыбкой, радуясь тому, что я оценила ее усилия сделать мне приятное. Под каждую тонкую фарфоровую чашку была подложена салфеточка из кружев ручной работы, к чаю поданы булочки и сливки с толстой пенкой.
– Во время войны купить такой чай было невозможно, – сказала миссис Грэхем. – А ведь это самый лучший чай для заварки. Ужасно было пить так долго один только «Эрл Грей»! Листочки так быстро оседают на дно чайника, что на них не погадаешь.
– Вы
Улонг – особый сорт черного китайского чая.