История Рима от основания Города. Тит Ливий
не допускает требовать того, чтобы его освободили от ростовщичества и ввели в земли, незаконно занятые сильными людьми, а тех, благодаря кому он получил все это, оставлять состариться трибунами, не давая им не только почестей, но даже надежды на почести. Итак, пусть сперва они сами решат, чего хотят, а затем выразят свою волю на трибутных комициях. Если они желают, чтобы были внесены вместе все опубликованные ими законопроекты, то могут выбрать тех же народных трибунов; они проведут то, что внесли. Если же они желают принять лишь то, что необходимо каждому в отдельности, то им вовсе не нужно вызывающего ненависть продления власти: ни они не примут трибуната, ни плебеи не получат опубликованных ими законопроектов.
40. Такая настойчивая речь трибунов повергла всех патрициев, возмущенных содержанием ее, в изумление, и они потому хранили молчание; выступил один только Аппий Клавдий Красс, внук децемвира, по рассказам, скорее под влиянием озлобления и раздражения, чем в надежде разубедить, и говорил приблизительно в таком смысле: «Не ново и не удивительно будет мне, квириты, если я и теперь услышу тот единственный упрек, который мятежные трибуны всегда бросали нашей фамилии, – что род Клавдиев уже с самого начала считал важнее всего в государстве величие патрициев и всегда стоял против интересов плебеев. Первого я не отрицаю и признаю, что, будучи приняты одновременно в число граждан и отцов, мы усердно старались оправдать мнение, что мы не уменьшили, а увеличили значение тех родов, к которым вам угодно было причислить нас. Что же касается второго, квириты, то я позволил бы себе утверждать относительно себя и своих предков, что мы, ни оставаясь частными лицами, ни занимая государственные должности, заведомо не сделали ничего, противного интересам плебеев, разве только если кто-нибудь думает, что полезное всему государству вредно плебеям, которые живут как бы в другом городе; нельзя, не нарушая истины, указать ни одного нашего поступка или слова, направленного против вашей пользы, хотя кое-что и не соответствовало вашим желаниям. Или, если бы я не принадлежал к фамилии Клавдиев и не был патрицианской крови, а был любым из квиритов, знающим только, что он сын двух свободных граждан и живет в свободном государстве, разве я мог бы умолчать, что Луций этот Секстий и Гай Лициний, бессменные, если богам угодно, трибуны в течение девяти лет своего царствования, набрались такого своеволия, что грозят лишить вас права свободной подачи голоса в комициях и при утверждении законов? “Только под этим условием, – говорит он[426], – вы выберете нас в десятый раз трибунами!” Разве это не то же, что сказать: “То, чего желают другие, мы настолько презираем, что примем его только под условием получения большой награды!” Но что это за награда, ценою которой мы можем всегда иметь вас народными трибунами? “Чтобы вы принимали в совокупности все наши предложения, – отвечает он, – угодны они вам или нет, полезны или вредны”. Заклинаю вас, народные трибуны Тарквинии
...