Звездный табор, серебряный клинок. Юлий Буркин
движущаяся точка. Сперва я подумал, что это что-то вроде аэросаней, но когда объект приблизился, я с удивлением обнаружил, что эта машина передвигается на мощных, по колени проваливающихся в снег, ногах. Она сильно походила на гигантского страуса, но без шеи и без головы. Мчался «страус» с невероятной скоростью, высоко задирая колени, и снег, клубами взметаемый толстыми ногами, казалось, не был для него помехой.
Мой интерес почти не имел примеси опасения. Вряд ли местные жители настроены к нам агрессивно. Кому мы, нищие цыгане, нужны? Что с нас взять? Самое плохое, что нам могут сделать – это потребовать покинуть планету. Время от времени такое случалось. Но Гойка глянул на меня с беспокойством. Похоже, он не разделял моей уверенности в нашей безопасности. В тот момент, когда «страус» поравнялся с нашим звездолетом, из-за горизонта показалось еще несколько таких же фигур. Их было штук десять.
Остановившаяся перед нами громадина согнула ноги и присела на корточки, словно собираясь помочиться. Передняя дверца с тонированным лобовым стеклом откинулась вверх, и на снег соскочил невысокий лысоватый человечек. Я не поверил своим глазам. Это был Семецкий. Убитый Семецкий! Он стоял передо мной в нерешительности, видно, сомневаясь, тот ли я, кого он ищет. Ведь внешность моя основательно изменилась.
– Семецкий! Вы живы?! – шагнул я ему навстречу.
– Приветствую вас, государь! – чуть отступив, обрадовано воскликнул он на русском языке двадцатого века и поклонился.
– А Дядюшка Сэм сказал мне…
– Я был серьезно ранен, но я выжил, – перебил он меня. – Товарищи по борьбе подобрали мне кое-какие б/у-шные органы на подпольном биоразборе и поставили меня на ноги. Простите, что перебил вас, но я должен немедленно вам сообщить…
Но тут уже его прервал громкий посторонний звук – шум с напором текущей воды. Одновременно повернув головы, мы уставились на его «страуса». Тот писал. Специфический запах мочи на морозе, знакомый мне по деревянным дачным сортирам, не оставлял места для сомнения. Булькающий звук длился минуты две, и за «страусом» образовалась обширная проталина, от которой поднимались клубы пара. Чистоплотный «страус» сделал шажочек в сторону и замер вновь.
– Беда, – сказал Семецкий. – Эти биороботы отвратительны, но другого транспорта тут не нашлось. А как они спариваются… – его лицо исказила гримаса брезгливости. – Впрочем, я тут вовсе не для того, чтобы описывать вам это. Времени у нас в обрез. За мной погоня. Я должен немедленно сообщить вам…
– Они уже близко! – снова перебил я его. – Расскажите в корабле! Гойка, улетаем! – крикнул я по цыгански.
Мы бросились к трапу. Первым по вертикальной лестнице поспешно лез Гойка. Вторым был я. Резко затормозив, «страусы» встали полукругом и одновременно, словно по команде, присели. Гойка стал подниматься еще быстрее, опасаясь то ли их пассажиров, то ли предстоящей вони. Дверцы откинулись, и в тот же миг морозную тишину нарушило характерное шипение, с которым воздух рассекает плазма бластеров. В нас стреляли.
– Скорее! –